Повести и рассказы - Джо Хилл

вышла — и там ее ждала машина, и Бекки села и поехала куда глаза глядят. И едет сама не зная куда, осматривая тротуары, чувствуя, как растет в ней отчаянный, звериный страх. Она потеряла свою девочку. Ее девочка, ее малышка, за которую Бекки отвечает, куда-то пропала — и бог знает, что могло с ней произойти, что может происходить прямо сейчас! От непонимания и страха все сжимается внутри. И болит живот. Так болит!

В темноте над дорогой пролетела стая мелких птичек.

В горле пересохло. Черт, как же невыносимо хочется пить!

Боль пронзала ее, как пронзает любовник — туда-сюда, туда-сюда.

Когда она во второй раз проезжала мимо бейсбольного поля, все игроки уже разошлись по домам. «Игра была прервана в связи с наступлением тьмы», — подумала Бекки; от этой мысли по рукам у нее побежали мурашки. И тут она услышала детский крик.

— БЕККИ! — кричала маленькая девочка. — ЕСТЬ ПОРА! — Как будто это Бекки потерялась! — ПОРА ИДТИ ЕСТЬ!

— ДЕВОЧКА, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? — крикнула в ответ Бекки, сворачивая к тротуару. — ИДИ СЮДА! ИДИ СЮДА НЕМЕДЛЕННО!

— СНАЧАЛА НАЙДИ-И-И! — с радостным смехом отозвалась девочка. — ИДИ НА МОЙ ГОЛОС!

Казалось, крики доносятся с дальней стороны бейсбольного поля, поросшего высокой травой. Но разве Бекки уже не смотрела там? Разве не истоптала все поле вдоль и поперек, пытаясь ее найти? Разве не заблудилась сама в этой траве?

— «СТАРЫЙ ФЕРМЕР ИЗ КРЭНШО…» — громко продекламировала девочка.

Бекки двинулась в поле. Прошла два шага и вскрикнула: ее пронзила нестерпимая боль.

— «…ПРОГЛОТИЛ СЕМЯН МЕШОК!» — продолжала девочка, и звонкий голосок ее дрожал от едва сдерживаемого смеха.

Бекки остановилась, пережидая боль. Несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула — и когда стало немного полегче, сделала еще один осторожный шажок. Боль немедленно вернулась, хуже прежнего. Казалось, внутри что-то разрывается — будто внутренности ее натянуты, как простыня, растягиваются все сильнее и сильнее и начинают рваться посредине.

— «В ТРАВЕ ГОЛОВА, И В ЖОПЕ ТРАВА…» — пропела девочка.

Бекки громко всхлипнула, сделала еще один нетвердый шаг вперед. Она уже почти на второй базе. Высокая трава не так уж далеко… тут новый взрыв боли обрушился на нее, и она упала на колени.

— «…И ТРАВА ПРОРОСЛА ИЗ КИШОК!» — выкрикнула девочка; голос ее звенел смехом.

Бекки обхватила руками пустой бурдюк своего живота, зажмурилась, склонила голову и стала ждать облегчения. И когда ей стало чуточку легче, открыла глаза…

↓↑

…и перед ней, в пепельном предрассветном сумраке, стоял Кэл и смотрел на нее острыми, жадными глазами.

— Не шевелись, — велел он. — Пока не надо. Просто отдыхай. Я с тобой.

Кэл присел рядом. Он был обнажен до пояса, и костлявая грудь его в сизом сумраке казалась очень белой. Лицо сильно обгорело, на кончике носа волдырь; не считая этого, выглядел он отдохнувшим и бодрым. Нет, даже лучше: полным сил, энергичным, с ясным блестящим взглядом.

— Ребенок… — попробовала сказать Бекки, однако из горла вырвался лишь скрежет, словно кто-то пытался отпереть ржавый замок заржавевшим ключом.

— Пить хочешь? Еще бы! Держи. Давай-давай. Бери в рот. — И он сунул ей в рот холодную мокрую ткань — край своей футболки, которую намочил и свернул узлом.

Жадно, точно голодный младенец, Бекки вцепилась в нее и начала сосать.

— Все-все, — сказал он. — Хватит. Еще заболеешь. — И отобрал мокрую футболку, оставив Бекки с раскрытым ртом, как рыбу на песке.

— Ребенок! — прошептала она.

Кэл улыбнулся ей — самой чудной, самой прикольной своей улыбкой.

— Классная девчонка у тебя получилась! Она у меня. С ней все в порядке. Вот, смотри!

И достал откуда-то сбоку сверток — чужую футболку. Крохотное синеватое личико виднелось из-под нескольких слоев… савана? Нет, неправильное слово. В саваны заворачивают мертвых. А это повивальная пелена. Бекки родила свое дитя здесь, в высокой траве, и даже укрываться в хлеву ей не понадобилось!

Кэл, как всегда, словно прочел ее мысли:

— Ты у нас совсем как Дева Мария! Что ж, посмотрим, какие волхвы к нам явятся. И что за дары принесут.

Из-за спины у него бесшумно вынырнул маленький мальчик, веснушчатый, с обгоревшим на солнце лицом и, пожалуй, слишком широко расставленными глазами. Он тоже был в одних шортах — видимо, его футболка превратилась в пеленку. Наклонился, упершись руками в колени, чтобы взглянуть на младенца.

— Разве она не прекраснее всех на свете? — спросил Кэл, показывая мальчику ребенка.

— Она умопомрачительная! — ответил мальчик.

Бекки закрыла глаза.

→ ←

Она ехала на закате, с открытыми окнами, и ветер обдувал ей лицо. По обе стороны дороги колыхалась высокая трава — куда ни кинешь взор, ничего, кроме высокой травы. По этой дороге Бекки предстояло ехать до конца жизни.

— «Девочка пряталась в высокой траве, — напевала она, — и нападала на парней, проходящих мимо…»

Трава шелестела, и шуршала, и верхушками царапала небо.

← ←

Чуть позже она ненадолго открыла глаза.

Брат держал в руке испачканную кукольную ногу и смотрел на нее с каким-то идиотическим благоговением. Нога была реалистичная, пухлая, как у настоящего младенца, — только для младенца, пожалуй, маловата и какого-то странного синюшно-белого цвета, словно замороженное молоко. Кэл откусывал от нее и жевал. «Кэл, что ты делаешь, нельзя есть пластмассу!» — хотела воскликнуть Бекки, однако у нее не было сил заговорить.

За спиной у Кэла, боком к ней сидел мальчик и что-то слизывал с ладоней. Малиновое варенье, подумала Бекки.

В воздухе стоял острый запах, как будто от банки только что открытых рыбных консервов, — запах, от которого у нее заурчало в животе. Бекки, впрочем, была слишком слаба, чтобы сесть, слишком слаба, чтобы сказать хоть слово; она просто уронила голову на землю, снова закрыла глаза и погрузилась в сон.

← ← ←

На сей раз ей ничего не снилось.

← ← ← ←

Где-то залаяла собака: «Гав, гав!» Издали донесся стук молотка, и эти звуки пробудили Бекки.

Губы пересохли и потрескались. Снова страшно хотелось пить. И есть. И больно было так, будто ее долго били по животу.

— Кэл! — прошептала она. — Кэл!

— Тебе надо поесть. — Брат вложил ей в рот что-то прохладное и соленое. Пальцы у него были в крови.

Будь Бекки сейчас хоть в отдаленном подобии здравого рассудка, ее бы вырвало. Но то, чем кормил ее Кэл, оказалось совсем недурно на вкус: длинное, солоновато-сладкое, жирноватое, точно сардина. Даже пахло как будто сардинами. Бекки вцепилась в эту длинную штуку зубами и начала сосать, как сосала мокрую футболку Кэла.

Кэл рассмеялся, глядя, как она вбирает эту нить плоти