Повести и рассказы - Джо Хилл

— Да, мысль хорошая, — кивнула она. — Сейчас примерно половина шестого, и наверняка они зверски хотят есть. Кто останется и пожарит барбекю?

Желающих не нашлось. Перекусить хотели все — но еще больше хотели поучаствовать в спасательной миссии. В конечном счете все семеро пересекли Семьдесят третье шоссе. Вошли в высокую траву.

И пошли ДАЛЬШЕ. → → → →

Перевод: Наталья Холмогорова

Вы свободны

Joe Hill. "You Are Released", 2017

Грег Холдер, бизнес-класс

Холдер допивает свой третий «скотч» и с интересом поглядывает на кинозвезду в соседнем кресле, когда экраны всех телевизоров в салоне гаснут и на черных квадратах появляется белый текст: «ПРОСЛУШАЙТЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ».

Из динамиков доносится треск помех. Голос у пилота совсем молодой и неуверенный — голос подростка, произносящего первую в жизни речь на похоронах.

— Уважаемые пассажиры, это капитан Уотерс. Мы получили с земли сообщение и, все обдумав, решили, что будет правильно передать его и вам. На авиабазе «Андерсен», расположенной на территории Гуам, произошел инцидент, и…

Треск. Долгое томительное молчание. Затем Уотерс отрывисто заканчивает:

— …и, как мне сообщили, Стратегическое Командование США не может связаться ни с нашими силами, размещенными на острове, ни с органами местного самоуправления. С соседних островов приходят сообщения, что там… произошла какая-то вспышка. Яркая вспышка.

Сам того не сознавая, Холдер поглубже вдавливается в кресло, словно самолет тряхнуло в воздухе. Какого черта это может значить: «Произошла вспышка»? Вспышка чего? Мало ли что на свете может вспыхивать — начиная со смущенной девушки. Вспыхивает румянец. Вспыхивает молния. Вспыхивает гнев. Бывают вспышки на Солнце. Сцена из прошлого вспыхивает перед глазами. А может ли вспыхнуть Гуам? Целый остров?

— Если произошел ядерный взрыв, почему бы так и не сказать? — сдержанно, с безупречными аристократическими модуляциями замечает его знаменитая соседка.

— Мне очень жаль, — продолжает капитан Уотерс, — но ничего больше я сообщить не могу. И все, что нам известно, настолько… — И замолкает, подбирая слово.

— Кошмарно? — вполголоса подсказывает кинозвезда. — Трагично? Безысходно?

— Тревожно, — наконец находится Уотерс.

— Тоже неплохо, — с явным разочарованием замечает кинозвезда.

— Больше мы ничего не знаем, — продолжает Уотерс. — Как только поступит новая информация, будем вам сообщать. Сейчас мы находимся на высоте тридцать семь тысяч футов и проделали примерно половину пути. В Бостон прибудем немного раньше, чем намечено по расписанию.

Слышится шорох, звучный щелчок, и на экранах вновь появляется кино. Почти половина пассажиров бизнес-класса смотрят один и тот же фильм: Капитан Америка мечет свой щит, как летающую тарелку со стальными краями, и поражает им гротескных чудовищ, словно вышедших из детских кошмаров.

Напротив Холдера, через проход, сидит чернокожая девочка лет девяти или десяти. Она глядит на свою мать, а потом серьезно спрашивает:

— Где конкретно находится Гуам?

Холдера удивляет это «конкретно»: звучит как-то совсем не по-детски.

— Не знаю, милая, — отвечает мать. — Кажется, где-то недалеко от Гавайев.

Она не смотрит на дочь, вместо этого растерянно озирается, словно надеется прочесть с какого-нибудь экрана невидимую инструкцию: «Как разговаривать с ребенком о ядерной войне».

— Ближе к Тайваню, — говорит Холдер девочке, наклонившись к ней через проход.

— На юг от Кореи, — добавляет кинозвезда.

— Интересно, сколько людей там живет? — замечает Холдер.

Знаменитость поднимает изящную бровь.

— Вы имеете в виду, прямо сейчас? Судя по тому, что мы только что услышали, — очень, очень немного.

Арнольд Фидельман, второй класс

Совсем юная, хорошенькая и страшно расстроенная девушка с ним рядом, скорее всего, кореянка. Всякий раз, когда она снимает наушники, чтобы обратиться к стюардессе или, как сейчас, прослушать объявление, из них доносится что-то вроде кей-попа. Несколько лет назад скрипач Фидельман любил корейца. Возлюбленный был на десять лет его моложе, обожал комиксы, имел незаурядный талант, хоть и выступал неровно, а однажды убил себя, шагнув, словно балетный танцор, на рельсы перед мчащимся поездом. Звали его Со — как ударный слог в словах «соль» или «сокол». Дыхание у Со было сладкое, словно миндальное молоко, а в глазах всегда робость, как будто он стеснялся быть счастливым. Точнее, это Фидельман думал, что Со счастлив, — пока тот не встал на пути у пятидесятидвухтонной махины.

Фидельман хочет как-то успокоить девушку и в то же время боится проявить бестактность. Мысленно прикидывает, что тут можно сказать или сделать, и наконец легонько трогает ее за плечо. Когда она вынимает из ушей затычки, он говорит:

— Не хотите попить? У меня осталось полбанки кока-колы. Я пил из стакана, так что банка чистая.

Она улыбается в ответ жалкой, испуганной улыбкой.

— Спасибо. Мне очень не по себе.

Берет у него банку, отпивает глоток.

— Пузырьки помогут успокоить желудок, — поясняет Фидельман. — Я всегда говорю: на смертном одре, когда меня спросят о последнем желании, попрошу холодной кока-колы!

Фидельман в самом деле не раз это повторял: однако теперь, едва эти слова срываются с уст, понимает, что лучше было бы промолчать. Не стоит сейчас говорить о смертном одре. Совсем не стоит.

— У меня там семья, — произносит девушка.

— На Гуаме?

— В Корее, — отвечает она и снова нервно улыбается.

О Корее пилот не сказал ни слова; но все, кто в последние три недели смотрел новости Си-Эн-Эн, понимают, что к чему.

— В какой Корее? — громко спрашивает толстяк с другой стороны прохода. — Нашей или ихней?

На толстяке кричаще-красный свитер с высоким воротом: в сочетании с багровыми арбузными щеками особенно режет глаз. Он так жирен, что занимает полтора сиденья. Свою соседку — маленькую, хрупкую, черноволосую, в позе и нервном повороте головы которой чувствуется что-то от породистой гончей, — совсем притиснул к окну. На лацкане куртки блестит американский флажок. Фидельман сразу понимает: с этим человеком им друзьями не бывать.

Девушка недоуменно смотрит на толстяка, потом разглаживает платье на коленях.

— В Южной, — отвечает она, отказываясь принимать игру в «наше — не наше». — Мой брат в Чеджу только что женился. Я была на свадьбе, теперь лечу обратно на учебу.

— А где вы учитесь? — интересуется Фидельман.

— В Массачусетском технологическом.

— Даже странно, что вам удалось туда поступить, — вставляет толстяк. — У них ведь теперь квоты. В лепешку разбейся, а прими столько-то парней из гетто, которые читать и писать едва умеют! А для ребят вроде вас мест почти и не остается.

— Вроде кого? — медленно и раздельно переспрашивает Фидельман. Он гей, ему почти пятьдесят, и за эти годы он усвоил, что некоторые словечки просто нельзя пропускать мимо ушей. Нельзя оставлять безнаказанными. — Что значит: «ребят вроде вас»?

— Тех, кто свое место