Улей - Тим Каррэн

или надеяться запятнать. Это было их и только их, и этого было достаточно. Это было все и вся, и об этом не говорилось. Они не могли выразить это словами, как не могли держать души друг друга в ладонях. И в этом была вся красота: острые ощущения, радость и волшебство.

А позже, держа друг друга в объятиях, касаясь и не желая отпускать во веки, в темноте послышались тихие голоса.

- Что... что будем делать, Элейн?

- Я не знаю, Джимми, я просто не знаю.

И он тоже не знал, поэтому он лежал там, чувствуя ее и касаясь ее тела, вдыхая запах исходящего от нее аромата, который исходил не из какого-то флакона, а был просто ее внутренней красотой, заявляющей о себе как сладкий мед, жасмин и мускус.

Ответов не было, были только они вдвоем в темноте, чувствующие и чувствуемы. Слушали, как ветер свистит по территории и как кровь приливает к их вискам. Все что у них было в тот момент, были воспоминания об их соблазнении, и это было тайной.

23

ЛаХьюн уже слишком долго кормил их откровенным дерьмом, ожидая, что они прожуют и проглотят, и возможно попросят добавки, набьют желудки, улыбнутся и оближут тарелки дочиста, мои комплименты ебаному повару. Но с каждым днем делать это становилось все труднее, и это было видно по их глазам и улыбкам, как будто что-то разозленное и грубое ждало, чтобы проявить себя, и когда это произойдет, мои дорогие возлюбленные, прикройте головы и держитесь за свои причиндалы, это будет отвратительно, жестоко и громко.

Конечно, ЛаХьюн, христианский святой, которым он был, вернул им Интернет и спутниковое телевидение, и, возможно, каждый должен был быть счастливее, чем пенис на фотосессии "Плейбоя", но все было не так просто. Телевизор, радио, интернет... когда тебя заперли и заколотили наглухо на пять месяцев в гробу Антарктиды, тебе крайне необходимы эти вещи. Как чистый воздух для дыхания. А когда кто-то накрыл тебе лицо подушкой и перекрыл дыхание, ты не особо благодарен, когда они ее сняли, и дали тебе подышать. Вы бы так сильно пнули их по яйцам, что их маленькие гонады влетели бы в их черепа, как шарики в игре в пинбол. Неважно, сколько милых слов о Законе о государственной тайне они напели вам в уши, вы пинали бы их сильно и уверенно, так чтобы, возможно, в следующий раз они учли это.

По крайней мере, именно так Славные Парни - Рутковский, Сент-Оурс и некоторые другие - видели этот маленький сценарий.

"Мы можем сидеть здесь и держать друг друга за члены, пока мочимся", - сказал им Сент-Оурс. "Или можем застегнуть ширинки и сделать что-нибудь. Мы можем показать этой гребаной обезьянке ЛаХьюну, с какой стороны его хлеб намазан маслом".

Возможно, это была потеря Майнера и излишек виски, а может быть, это была просто глупость в сочетании с изоляцией, заточением и разочарованием, которых у них было в достатке, но это имело смысл. Сент-Оурс говорил, а остальные слушали с почти религиозным восторгом, и планы строились, и ни один из них не выразил ни одного сомнения. Подобно стремительной реке, они позволили ей течь и нести себя, ни разу не подумав перекрыть ее плотиной.

В дальнем северном конце Дома Тарга, в конце коридора, отделяющего кают-компанию, вы могли найти радиорубку и шкафчики с припасами. Продолжая идти, сразу за поворотом вы обнаруживали комнату аварийного снабжения, в которой хранились дополнительные радиодетали, спасательное снаряжение, сублимированные продукты, парки - почти все, что вам может понадобиться, если ситуация станет тяжелой. Там же находился шкафчик с оружием.

И если вы хотели попасть туда, то достаточно было просто вышибить дверь ЛаХьюна через коридор. Зайти туда с тремя-четырьмя крутыми парнями с выпивкой в животах и забрать ключи.

ЛаХьюн не увидел, как они вошли.

Он спал, и в тот момент, когда его глаза начали открываться и заметили неясную фигуру, стоящую над ним, кулак уже врезался ему в висок. У него было достаточно времени, чтобы вскрикнуть, а затем еще один кулак ударил его прямо над глазом, и свет погас. ЛаХьюн погрузился в темноту, и его последним ощущением была боль и запах дешевого виски, запах тела и машинного масла... очень рабочий мужской запах.

- Свяжи эту чертову блевотину, - сказал Сент-Оурс, играя лоскутом кожи на костяшке пальца, который он сорвал об голову ЛаХьюна.

Рутковский и остальные - парочка специалистов по техническому обслуживанию по имени Биггс и Стоттс - просто стояли там, как игрушки, ожидающие, чтобы их завели, возможно, впервые полагая, что они ввязались в какое-то настоящее глубокое дерьмо. Такое дерьмо, в котором вы могли бы утонуть, когда выветрится виски.

- Чем? - спросил Рутковский.

- Разрежьте несколько простыней, - сказал Сент-Оурс, - свяжите и заткните рот, а потом мы возьмем стволы и керосин и устроим барбекю с домашними питомцами Гейтса в хижине.

И, возможно, остальные не были в восторге от идеи причинить вред ЛаХьюну или стать соучастниками нападения, но им понравилась идея поджечь мумии. Да, им это очень понравилось. Используя карманные ножи, Стоттс и Биггс связали ЛаХьюна, бедняга был без сознания, как стейк из лосося в морозильной камере. Когда они закончили, они были вспотевшими и, возможно, даже немного смущёнными.

"Пошли", - сказал им Сент-Оурс.

В столе ЛаХьюна они нашли ключи от всех замков на станции, но все, что им было нужно, это ключи от склада неотложной помощи и оружейного шкафчика. Когда они получили ключи, они пересекли коридор и вошли. Комната была размером с гараж на две машины. Ящики и коробки, медикаменты и лабораторное оборудование с пометкой "хрупкое", бочки с горючим, да и вообще все остальное. Потому что, на Южном полюсе, зимой, если у тебя этого не было, а оно тебе было нужно, ты должен был это смастерить.

В оружейном шкафчике они нашли ракетницы, винтовки для выживания 22-го калибра (M4 Survival Rifle - винтовка 22-го калибра с продольно-скользящим затвором, разработанная после Второй мировой войны как часть спасательного снаряжения, хранящегося под сиденьем американского военного