Да родится искра - narsyy

Лицо девочки было перепачкано, волосы спутаны, лишь клинок сверкал, отражая призрачный свет.

Порченый и не думал отступать. Одним своим появлением существо это будто еще больше повергло мир во мрак. Наполнившая ее мимолетная отвага оставляла девочку тем скорее, чем ближе он подступал. Внезапный порыв храбрости грозил смениться паникой. Если побежать прямо сейчас, еще можно было остаться невредимой. Какое ей дело до безымянного дружинника? Унести бы ноги самой?

Рев еще слышался где-то вдали, но постепенно становился все тише и незаметнее, уступая легкому шелесту дождя. Однако с востока теперь долетали и иные звуки: дикий металлический скрежет, словно огромные железные зубчатые колеса с трудом передвигались в проржавевшем механизме, рисунки которых она встречала в старых книжках.

— Убирайся! Я тебя не боюсь!

Ложь. Мысли ее предательски замедлялись, стало трудно соображать и осознавать происходящее. Она уже почти решилась броситься наутек, но не могла пошевелиться, пристыла к месту. Даже воздух, несмотря на дождь, загустел и стал тяжелым. Каждый вдох давался с трудом.

Все походило на кошмарный сон. Неужели это конец? Едва выскочив за порог мирной, размеренной жизни за крепостной стеной под защитой сотен воинов в стальных доспехах, девочка оказалась на краю гибели.

Существо остановилось в двух шагах. Никогда еще Аммия не видела порченого так близко.

Омертвевшее, все в трещинах, черное лицо, иссохшие почти до костей руки и ноги, ветхая, рассыпающаяся одежда и глаза, напитанные густым мраком — точь в точь чудовище, каким бабки пугали детей.

Рука не удержала меч. Девочка обмякла и упала на колени.

Порченый протянул длань и коснулся ее щеки, отчего ледяной хлад пронзил княжну до костей. Она почувствовала, как существо схватило ее за волосы, рывком дернуло к себе и поволокло за шкирку, словно деревянную куклу.

Страх отчего-то ушел. Вместо него в отяжелевшем сердце она ощутила странный прилив спокойствия и умиротворения. Ничего плохого не случится. О ней позаботятся.

Навалилась усталость, все тело онемело, во рту пересохло. Аммия безучастно смотрела, как чертят полосы по грязи ее башмаки и сапоги сварта — порченый не забыл и его. Силы этой твари было не занимать.

Какая разница, куда ее тащат. Там ей наверняка будет лучше. Затуманивающимся взглядом она зацепилась за перевернутую корзинку над синим озерцом цветков и с трудом вспомнила, зачем пришла сюда. Наверное, дядя расстроится, когда ее не найдут в покоях. Может быть, даже накажет ее. Хотя, кого он станет ругать, если она не вернется домой?

Мелькнула странная, но вроде бы логичная мысль, что порченый приведет ее к отцу. Да, это было похоже на правду. Наконец-то она снова увидит его и крепко-крепко обнимет!

Над головой замелькали деревянные потолочные упоры, в нос ударил резкий гнилостный запах, а она ничего не могла поделать, да и не хотела. Все дальше во тьму ее уносили. Руки и ноги ее не слушались, разум угасал, но в груди вопреки всему вдруг стала разгораться непривычная пульсирующая теплота, будто она проглотила живой уголек. За очередным поворотом свет окончательно померк. Они углублялись во мрак подземного лабиринта, и Аммию стал захватывать неконтролируемый жар. Перед взором настойчиво проявлялась отметина набухающего огненного сгустка, что ширился и расцветал яркими сполохами языков пламени. Это было странное ощущение. Она будто превращалась в солнце.

Девочка не помнила, что случилось после.

Сознание вернулось, когда Аммия уже миновала ворота и брела по пустынным улицам окраины. Дождь почти прекратился. Над головой низко нависало пепельное небо, которое как будто пожирало цвета и саму жизнь. Кажется, было еще утро.

Вот только вокруг никого, если не считать нескольких пьянчуг, не дошедших до дома и растянувшихся в грязи. Куда же все подевались?

Голова кружилась и раскалывалась от боли, грудь еще плавило жидким огнем. Аммия с трудом передвигала ноги, налитые непривычной свинцовой тяжестью. В какой-то момент она с удивлением обнаружила, что боса, а плащ и штаны так изодраны, словно над ними потрудилась стая диких собак. Откуда же она идет? Девочка не знала. Ужасно хотелось спать.

Ворота во двор княжна нашла запертыми, и сколько бы ни стучала, никто не открывал. Наконец, она вспомнила про потайной ход и пролезла тем же путем, которым вышла. Кое-как добравшись до родного крыльца, Аммия скинула с себя негодную одежду в бочку с мусором, умылась в кадке, после чего в одном нательном белье поплелась на второй этаж. По пути она так никого и не встретила. Город словно вымер.

Наверное, ночь опять завладела ей, и она гуляла во сне, размышляла девочка, очутившись в постели.

И только тогда оборвался зловещий рокот, который все это время непрерывно доносился откуда-то издалека и успел так слиться с окружающими звуками, что перестал восприниматься как нечто необычное. Теперь лишь его смутные отголоски еще блуждали в гудевшей голове, постепенно растворяясь в бормотании ветра.

***

Тот рев, лишающий чувств и насылающий волну оцепенения, удивительным образом скрыл ее побег. Долгое время Аммия пребывала в таком ужасе, что не решалась с кем-либо заговаривать об этом. Силилась выглядеть как обычно, натужно улыбаться и болтать обо всем на свете — получалось плохо. Особенно явственно хандру ее заметил проницательный Хинтр. Ему она сказалась больной, а позже, будто сознаваясь, выдумала себе жениха, после чего ученый лукаво подмигнул и прекратил допытываться.

Теперь она ясно понимала, что это был за звук. Гон, Великаний Зов, Веление Владыки, Дрожь Земли, Пробуждение, Погибель — названий этой жути сочинили немало, как и объяснений, одно другого чуднее. Случалась она чрезвычайно редко и обыкновенно отдавалась едва слышным гулом за горизонтом — Аммии и самой доводилось быть тому свидетелем. Но иногда шум набирал ужасающую силу и проносился по Нидьёру, словно буря, повергая всякое существо в подобие обморока.

В тот день поднялся небывалый переполох. Очнувшись от шока, город встал на дыбы и превратился в жужжащий муравейник. Искровцы стояли на ушах, на княжий двор на взмыленных конях то и дело въезжали дюжинные с донесениями о потерях и пропавших. Все резервы бросил дядя на поиски тех, кто при Погибели оказался вне спасительных стен, ведь в это время влекомые призывным рыком чудовища выползали из нор, выкапывались из земляных схронов, поднимали головы из болотной тины. Выбрался из вековечной тьмы рудников и тот, на кого наткнулась она. Он был не просто порченым, а Вестником — тем, кто может обращать людей в лишившихся разума рабов, чьи инстинкты