Да родится искра - narsyy

По ее вине погиб человек. Геприл, он только весной попал в дружину. Его отыскали совсем скоро — почерневший лицом и утративший всякое людское обличье, бедняга той же ночью полез к воротам, где и был зарублен собратьями, а после узнан по серебряному перстню.

Аммия сама устроила себе домстолль, ставши той, кто обвиняет и той, кто защищает. Бессонными ночами она проклинала себя последними словами за глупую выходку, стоившую Геприлу жизни, а потом пыталась найти оправдания. Это все несчастный случай! Она до последнего надеялась его спасти. Не убежала, хоть был момент, когда решимость ее покинула.

Тяжелым бременем легло это несчастье на неокрепший разум, она еще больше замкнулась, стала угрюмее, а во взгляде ее затаилась частичка того беспредельного мрака, который она узрела в глазах Вестника.

Погибель навсегда изменила ее и наделила чем-то, что с тех пор стало привлекать в сны незванных гостей. Именно тогда ночь впервые познакомила Аммию с Тряпичником.

Он один мог видеть ее.

Низенький, с немалым горбом, он наблюдал издалека — следил, но не приближался, и от этого становился еще страшнее. Одежда его целиком состояла из безумного, беспорядочного нагромождения выцветших от времени обрывков разномастной ткани, тряпок, лент и шарфов, из-за которых лица почти не было видно. Таинственный образ Тряпичника настолько отличался от всего окружающего, что выглядел инородным. Самый воздух вокруг него, казалось, искривлялся и переливался пунцовым облаком, будто человек этот не принадлежал миру грез.

Спустя шесть лет Тряпичник впервые заговорил с ней.

Ночь забрасывала ее в разные места, то ли придуманные ею самой, то ли существовавшие на самом деле. Ни в одном из них Аммия не была наяву — шутка ли, если не брать в расчет несколько поездок под усиленной охраной, когда на отца находило благостное настроение, она вовсе не покидала окрестностей столицы. Ведь там, за воротами, таилось великое зло, чему ей довелось стать свидетелем.

Это было похоже на сон, но в нем Аммия не ощущала себя тонущей в море изощренных, непрестанно меняющихся творений собственного разума. Увиденное не пыталось преобразиться, как только она отводила взгляд и сосредотачивалась на чем-то другом. Вещи оставались собой, они были реальны, девочка трогала их и рассматривала мельчайшие детали. Очутившись здесь, Аммия всегда чувствовала легкое покалывание в ладонях и кристальную ясность мысли.

Она прекрасно понимала, что в действительности сейчас спит в собственной кровати, но проснуться по своей воле не могла. Возвращение происходило как-то само собой: от холода, громкого звука, чьего-то прикосновения, а иногда и вовсе без причины.

В ту глухую ночь первым ощущением для нее стал многоголосый гул толпы, перед которой она оказалась.

Место было незнакомым. Голова Аммии закружилась, когда она подняла глаза на высоченные стены дворцов и шпили далеких сияющих башен, пронзавших сами небеса. В Доме Негаснущих Звезд подобных грандиозных сооружений не знали, и от такого размаха голова шла кругом. Она будто попала в чудесную сказку.

Люди ликовали, громко смеялись, что-то выкрикивали на незнакомом, мелодичном языке и подбрасывали шапки в безоблачную высь. Девочка прошмыгнула в первые ряды, стараясь никого не задевать, ибо уже убедилась, что ночь дарует лишь невидимость, но не бесплотность.

Все взоры были устремлены на вереницу конных воинов. Бронзовые шлемы с высоким гребнем, парадные доспехи из цельных пластин, так точно пригнанные по фигуре, что совсем не сковывали движений — такой красоты не сыщешь и в княжеском арсенале. Седло к седлу скакуны их неторопливо ступали в три шеренги по проходу, который удерживали цепочки стражников.

На голову сыпалась блеклая пыль, разнося резкий запах серы и одевая все вокруг в безжизненные цвета. Аммия знала, что это свойство прошлого — она наблюдает за тем, что уже свершилось, и чем больше минуло времени с тех пор, тем выше от земли поднимался слой пепла. Судя по тому, что толща его доходила до самых икр, ее занесло куда-то очень далеко вглубь веков.

Тонкая змея отряда следовала к устремленным в небесную синеву башням величественного чертога. На ветру гордо реяли алые стяги с орлом, широко раскинувшим крылья. Такого герба она не знала.

Южане называли свартов рыцарями. Их начищенная до блеска броня сверкала яркими бликами в багряных лучах заходящего солнца. Они отвешивали поклоны и приветственно махали руками, услаждаясь торжественным моментом — должно быть, возвращались с победой в великой битве.

Скоро среди бедноты напротив появился он. Закутанный в бесчисленные слои ткани, источающий зловонный дух, он неспеша выступил в первые ряды зевак.

Тряпичник пугал Аммию, и сталкиваться с ним она старалась пореже. Надеясь скрыться раньше, чем ее заметят, девочка шмыгнула в самую гущу толпы и затерялась в ней. Народ был увлечен зрелищем и не обращал на нее внимание. Она проталкивалась, протискивалась, помогая себе локтями.

Наконец, скопище людей поредело. Аммия выскочила с заполненной площади и быстрым шагом направилась к линиям пестрых торговых палаток, увешанных и уставленных диковинными товарами.

Здесь стояла удивительная смесь ароматов, манящих и отталкивающих, сладковатых и дурных, пряных, терпких и таких, каким нельзя подобрать никакое определение. Но чем дальше она пробиралась, тем прилавки становились беднее и тем больше затмевал все въедливый запах рыбы.

Зазывалы, видно, робели кричать во весь голос во время праздничной церемонии, да и покупателей рядом было еще совсем мало, поэтому они лишь негромко переговаривались, терпеливо предвкушая, когда чествования окончатся и веселый народ густой вереницей понесет им серебро.

Аммия часто оглядывалась, но Тряпичник не показывался.

Рынок остался позади. Потянулись благоустроенные кварталы и мастерские ремесленников: с одной стороны слышался визг пилы, с другой — грохот кузнечного молота и инструмента поменьше, какой использовали кожевенники и столяры. Работы не утихали ни на час.

От них дорога привела ее к пригорку, откуда открывался отличный вид на зеркальную гладь озера. Воды его цвета лазури омывали поросшие густым лесом склоны холмов на другом берегу. Вдали слепком тени, будто отмеченная угольным мелком, уходила вслед заходящему солнцу горная цепь.

Если не считать пары разгружающихся судов, откуда слышен был гомон моряков и доносящийся эхом привычный Аммии портовый шум, пристань пустовала. Лишь у галечного берега виднелись фигуры женщин с корзинами, полными тряпья. Пузатый мальчишка подле одной из них кричал и указывал пальцем на какую-то птицу, черной точкой зависшую в алеющем небе.

Подобные ночные прогулки были редки и выходили сами собой, поэтому, зная, что времени у нее не так много, Аммия пыталась понять, куда ее занесло — найти какой-нибудь знакомый