Невероятное наследство (книга 2) - Лана Лэнц

class="p1">— Извините, вы обознались, — вежливо ответила ей Люба, пытаясь отстраниться рукой от объятий незнакомки, но увидев хитрую улыбку беса и зелёные глаза женщины (цвета несвойственного для жителей страны восходящего солнца), осторожно спросила:

— Кицу, это ты?

— Конечно я! В Японии удобнее быть человеком средних лет, так становишься незаметнее для окружающих, а ведь мне только этого и надо. Отвечайте лучше, куда вас доставить? Где решили жить, у меня или в гостинице?

— Я заказал номер в рёкане. Пока мы отправимся туда, но и у тебя погостим, не переживай. Хотя, знаю я ваши японские приглашения — одна видимость, вы ведь всё делаете только для приличия, вечно поддакиваете, киваете, а правды в вашем согласии нет ни капли, — ответил Мартын. — Соблюдение приличий у вас важнее правды.

— Что ж, тогда хоть довезу вас, я на машине. Ты, бес, зря облик не поменял, — совершенно не обидевшись на его слова, ответила Кицу.

На что обижаться, если так и есть. Традиции, сложившиеся веками за день не поменяешь.

— А чем тебе этот мой вид не нравится?

— Сам потом поймёшь, красавчик, не буду ничего говорить, так даже веселее, — улыбнувшись в ответ, ответила лиса.

Люба молча шла рядом с ними к машине. Она устала от перелёта, ей очень хотелось вытянуться во весь рост на кровати, чтобы хоть немного нормально поспать. Мартын и Кицу это поняли, а потому оставили девушку в покое.

Когда доехали до рёкана, лиса пообещала на следующий день составить им компанию и прогуляться по магазинам.

— Сегодня отдохни, — сказала она Любе. — Полёт был очень долгим. Для Мартына-то ерунда, а у тебя вид бледненький. Ну, ничего, чуть позже постараемся это исправить. Кстати, — продолжила она, обращаясь уже к бесу, — если надумаете пойти в ресторан, то выбирайте местную еду, не европейскую. Так и нового девочка попробует, и блюд подадут больше в разы, да и не скрою, готовят здесь охотнее и вкуснее именно традиционные блюда. К тому же, быть в Японии и не отведать национальную кухню, просто стыдно.

Она говорила мягким голосом, стараясь не быть слишком назойливой и шумной. О том, что произошло в Москве и почему они оттуда так поспешно уехали, не спрашивала, хотя Мартын, конечно же, видел, что лиса сгорает от любопытства.

Прочитать Любины мысли их хитроглазая подруга тоже не смогла, так как на пальце девушки красовалось колечко, подаренное ею же самой.

Обычно кольцо хранилось у беса, Люба этого украшения немного побаивалась, но перед отлётом тот предложил надеть перстенёк, чтобы сделать приятное дарительнице артефакта и, чтобы её мысли были закрыты от посторонних, ведь в дороге мог встретиться кто угодно.

К счастью, кроме болтливой попутчицы, от которой они легко отделались, ничего этакого не произошло.

После недолгих разговоров Кицу распрощалась и уехала, оставив Мартына наедине с его хозяйкой.

Люба действительно почти падала с ног. Весь путь от Москвы до гостиницы занял около двадцати часов, если прибавить ещё и время от выезда из дома до посадки в самолёт и сам полёт, то получается больше суток без нормального отдыха.

Мартын специально выбрал рёкан, ему хотелось, чтобы девушка сразу погрузилась в атмосферу страны, в которой им нужно было жить какое-то время.

Рёканы предназначены скорее для местных жителей, а не для иностранцев, поэтому ничто там даже отдалённо не напоминало о тех местах, откуда они сегодня прилетели.

Из окна, выходящего на озеро, в хорошую погоду должна быть видна главная для японцев гора — Фудзияма, но небо, как назло, затянули серые облака, отчего спать Любаше захотелось ещё сильнее.

Она, как подкошенная, рухнула в расстеленную на футонах (расстеленные прямо на полу толстые матрасы, которые кладут поверх соломенных циновок, называемых здесь — татами) постель и моментально заснула.

Проснулась девушка только к ужину.

Надо заметить, что традиционный японский ужин, кайсэки, не так-то прост. Он подразумевает шесть перемен блюд. Каждое из них, по объёму — на «один раз положить в рот», поэтому различных мисочек, принесённых маленькой улыбчивой японкой-горничной оказалось очень много.

Для каждого блюда предусмотрен отдельный поднос — всё должно быть не только вкусно, но и очень красиво: палочки, тарелочки, горячие тряпочки для протирания рук (ошибори), маленькая жаровня с чайником и ещё одна, размером побольше, для кипящего масла.

Люба смотрела на всё это немного растерянно, и часто моргая. Она запуталась, что из принесённого еда, а что предназначено для мытья рук или для чего-нибудь другого.

Мартын сидел на подушках поодаль, хитро прищурив свои зелёные глаза, зная, что спросить по-японски хозяйка не может, а горничная расставляла всё молча, лишь улыбалась при этом, глядя на округляющиеся и увеличивающиеся в размерах и без того немаленькие глаза гостьи, то ли из вежливости, то ли немного завидуя огромным глазам гостьи. Из-за раскосого расположения её собственных карих очей понять это было почти невозможно.

Но, нужно отдать должное, после того, как японка всё расставила, она, низко поклонившись, начала объяснять, как и чем пользоваться, наверное, это входило в её обязанности.

Мартын вежливо отказался от этой услуги на чистейшем японском языке, дав понять, что ему знакомы все эти тонкости.

— Зачем ты приказал ей уйти? — спросила у него Любаша, когда горничная вышла. — Она рассказала бы, что тут к чему, а то у меня от всего этого (она указала рукой на расставленные тарелочки и прочую утварь) голова кружиться начинает.

— Сам всё тебе расскажу и покажу, не переживай, — ответил бес.

Он быстро объяснил, для чего предназначены разные приспособления и как есть непонятные для неё блюда, предупредив, что японка скоро вернётся, и приходить так будет ещё пять раз.

Люба от бессилия только подняла глаза к потолку. Ей сегодня вообще не хотелось видеть посторонних, но делать нечего, придётся потерпеть.

Основным блюдом ужина была мраморная говядина, которую принесли в виде сырых, очень тонко нарезанных пластиков.

— Это «щабу-щабу», — гордо объявила горничная, показывая, что нужно с этим делать. — Каждый кусочек берётся палочками, два раза быстро макается в кипящее масло («щабу» — один раз, ещё «щабу» — второй раз), и затем, подув, чтобы не обжечься, нужно отправлять мясо в рот.

— А можно делать не «щабу-щабу», — спросил Мартын, улыбаясь, так как услышал мысленные опасения хозяйки, что говядина останется сырой, — а, например, «щабу-щабу-щабу-щабу»?

Сам-то он знал ответ, но хотел, чтобы его озвучили для Любы.

— Можно, — хихикнула японка, сморщив