Дети вампира - Джинн Калогридис

– Бедный мой Стефан, – произнесла она, вытирая своими холодными пальцами (она так и не сняла перчаток) мои мокрые от слез щеки.

Я чувствовал ее дыхание: сладостное и горькое одновременно, со странным металлическим запахом.

– Я понимаю твои чувства и знаю, как тяжело тебе сейчас. Но не плачь по своему племяннику. Малыш умер легко, находясь на вершине блаженства. Можешь мне поверить, ибо я сама принесла ему эту смерть. Он не чувствовал ни боли, ни страха. Он вскоре проснется и в своей новой жизни никогда не узнает ни того ни другого и будет жить вечно! Я сама позабочусь, чтобы его всегда окружала любовь. Когда-то я была уродливой, обреченной на одиночество женщиной, не смевшей даже мечтать ни о мужской любви, ни о собственных детях. Пожалуйста, не отказывай мне в праве на это счастье.

В ответ я зарыдал еще сильнее. Жужанна обняла меня и стала укачивать, точно маленького. Меня целиком поглотило горе и чувство вины. Сколько я провел в таком состоянии, не знаю.

Постепенно я выплакал все слезы. Я по-прежнему находился в объятиях Жужанны, а моя голова покоилась у нее на груди. Медленно и неохотно я поднял голову. У меня колотилось сердце, но уже не от горя. Меня разжигала красота Жужанны. Вспоминая вчерашние любовные игры с нею, я жаждал повторения. Я впитывал сияние ее соблазнительных, смеющихся глаз и хотел только одного: обнять ее прекрасное холодное тело.

К моему величайшему сожалению, Жужанна лукаво усмехнулась и отстранила меня. Я подумал, что она хочет растянуть удовольствие и потому затеяла эту игру.

– Знаю, Стефан, что сейчас у тебя на уме, – сказала она. – Поверь, ты мне очень нравишься. Но если я поддамся одной страсти, мне будет очень трудно управлять другой. Для этого я недостаточно сыта и могу, забывшись, поцеловать тебя таким поцелуем, которого он мне не простит.

Жужанна медленно провела рукой по моей щеке, шее и, остановившись на груди, кокетливо пощекотала меня холодными пальцами.

– Возможно, позже, мой милый. Если же у тебя есть другие желания – естественно, в пределах разумного, – я готова с удовольствием их выполнить.

Я отвел глаза. Мне стало неодолимо стыдно. Как мысли о плотском наслаждении могли возыметь надо мною такую власть? И это сейчас, когда рядом лежит мертвый ребенок, сын горячо любимой Герды и моего брата!

Некоторое время я просидел молча. Я смотрел в окно, разрабатывая планы побега. Все они были обречены на неудачу: Жужанна бдительно следила за мной. Похоже, она вовсе не нуждалась в сне. Она качала труп малыша и вообще обращалась с ним, как с обычным спящим ребенком. Думая, что она не обращает на меня внимания, я попытался выбежать из купе и спрыгнуть с поезда (навстречу свободе или смерти), но Жужанна с легкостью остановила меня.

Мы с Яном оба – игрушки в ее руках. Вся разница лишь в том, что малыш мертв, а я пока еще жив.

Тогда я потребовал у Жужанны бумагу и карандаш, и мое желание позабавило ее.

– Наследственная черта, – усмехнулась она. – Твои родители обожали вести дневники.

Однако я получил и то и другое и принялся описывать события минувших суток. Попутно я обдумывал новые возможности бежать. Оказалось, Жужанна все-таки нуждается в отдыхе и спит преимущественно днем. Это меня обрадовало, но по ее репликам я понял, что у нее есть сообщница – смертная женщина, вооруженная револьвером. Скорее всего, когда наступит день, сторожить меня будет она.

Аркадий, где ты? Ведь ты же говорил: "Стоит тебе мысленно позвать меня, и я приду".

Я зову тебя, хотя и не знаю, где сейчас нахожусь. Мне известно лишь, куда мы направляемся – в некую зловещую "страну за лесом". Становится совсем темно. Темнота будит во мне страх, но она же несет и надежду на спасение.

Я смотрю на остывающее тельце Яна, которое заботливо качает его страшная "нянька", и понимаю, что не заслуживаю спасения. Я даже рад, что не могу сообщить Аркадию наше местонахождение. Пусть темнота поглотит меня. Я разрушил семью Брама; вина за гибель их малыша целиком лежит на мне. Конечно, моя смерть не вернет им сына, но хоть в какой-то мере восстановит справедливость.