Мелкий писец - Олег Мамин

Из условно ценного — расширенный математический папирус. Узнал, как древние мудрецы оперируют с дробями, как считают площади и объёмы. Довольно развитая математика, надо сказать, но по сравнению со стройностью десятичного позиционного счисления… Не стал вдаваться в подробности, просто переписал, кое-что запомнил, на случай, если надо будет прикрыть свои методы вычислений.

Но мне-то конечно было интереснее почитать что-то из космогонии или магии, что в понятии древних неразделимо. Я не могу сказать точно, где заканчивается религиозный ритуал и начинается ритуальная магия. Оно настолько похоже и срослось, что не отличаю. А как иначе, если знания о хека передали людям боги? Он сами пользуются теми же методами, только обладают реальной силой, а людям приходится заимствовать её у них.

Из-за этих чтений и магической практики — Саптах иногда приглашал меня проводить ритуал по заряжанию воды омовением статуи Птаха — мне кажется моя вера исказилась. Нет, она ничуть не поколебалась, даже наоборот, стала прочнее, ведь я вижу и чувствую физически сверхъестественное, даже чудеса. Однако появились в ней некоторые еретические моменты, которые я не считаю проблемой, находясь в глубоком прошлом. Мне не с кем их обсудить, некому исповедоваться, и никто не наложит на меня епитимью. Я варюсь в собственном соку, точнее, в божественном ка египетских сверхъестественных сущностей.

В этом смысле свою жизнь я сравниваю с аскезой отшельника, ушедшего из мира. Один на один со сверхъестественным. Теперь я понимаю, отчего жития святых аскетов такие особенные. Есть в них что-то неортодоксальное, какая-то индивидуальность, неканоничность. И мне понятно, как эти искажения сформировались. Ведь далеко не все трактовки Священного Писания объявлены ересью. По крайней мере не сразу.

Каждому даётся право понимать учение по-своему, лишь бы это не противоречило базовым догматам. И в этом загвоздка: я недостаточно компетентен, чтобы оценить свои идеи на соответствие им. Это богословское развитие или уже ересь? Уверен, что и то, и другое есть, но рассортировать и отбраковать самостоятельно не могу.

Кажется, что всё просто: это всё язычество, то есть неприемлемо. Только вот сам не знаю отчего, память начала мне подбрасывать воспоминания о самых почитаемых святых, если поскрести оклад икон которых ноготком, то под краской-гримом увидишь языческих богов. Самая классика, его я первым вспомнил, — Илья Прок. Он же Перун, Тор и любое другое имя бога-громовержца. По понятным причинам в Египте такого нет. Точнее, какой-нибудь Маахес или Сет ассоциируются с грозой, но что это такое, не каждый знает, грозы не в каждом поколении случаются, да и те чаще от песчаных бурь.

Не стану припоминать аналогию Исиды с младенцем Гором на руках — она слишком притянута за уши. Мать и дитя — это классический образ вне культурного контекста, не зависящий от цивилизации. И даже воскресение Осириса или Диониса, так любимое атеистами в качестве примера — это скорее контрагрумент, что бы они не говорили. Эти теологи забывают о цели. Ради чего пострадал истинный Господь и воскрес? Ни у Диониса, ни у Осириса не было цели спасти этим актом людей. Да по большому счёту и вообще нет богов кроме Христа, кто любит людей.

У славян есть Параскева Пятница, в образе которой продолжила жить Макошь. Николай Угодник, он же Николай Чудотворец перенял черты Велеса, а у католиков вовсе стал чем-то вроде отдельного от церкви божественного духа Рождества.

Да и духи более низкого уровня мимикрировали. С чего вдруг пророк Елисей стал репосеем, а при зубной боли нужно обращаться с молитвой-заговором к священномученику Антипу? Мирон-ветрогон? Какой такой Мирон Критский? Его имя-то чаще во множественном числе употребляется: Мироны-ветрогоны. А кто такой Козьмодемьян, которому в овине разводили огонь и в жертву приносили петуха? Ага, святые Кузьма и Демьян, от которых осталось только искажённое имя, а весь функционал от Сварога.

Я не знаю коптских христианских традиций, но почти не сомневаюсь, что в их среде боги Древнего Египта точно так же продолжили существовать. Точно знаю, что в иконографию проникли не только упомянутые образы Исиды с Гором, но даже Анубис. Это гид рассказывал, когда осматривали священную сикомору, известную как Дерево Богородицы.

Помню картинку, где всадник на коне поражает копьём… крокодила. А у самого всадника голова сокола. Это святой Георгий в коптском исполнении. Абу-Гирг, или «метатель гарпуна».

В таком ключе, за рутинной работой и учёбой, тяжкими философскими думами, приправленными неожиданными воспоминаниями, прошли три декады, потом четыре, а ответа от царя о назначении Нефернена всё не приходило.

— Фараон хочет даров, — сказал Саптах, когда я спросил, когда уже его сын приступит к работе. — Но я скромный человек, у меня нет ничего, достойного его.

Про скромность он конечно прибедняется, но в целом, конечно, прав. Истории, которые я слышал о правителе, намекают, что даже горкой золота его не умаслить. Особенно с учётом того, что она должна сначала попасть в руки носящего царские сандалии. Тут нужно что-то такое, что бы он не посмел присвоить.

Через пять декад ответ всё-таки пришёл. Оказалось, что вместо назначения, Саптаха вместе с Неферненом требуют предстать перед лицом царя лично.

Я видел сам свиток — он шикарен, но что там внутри, Саптах не рассказывал. Просто ходил мрачнее тучи.

— Если я помогу тебе создать подарки, достойные богоподобного наместника, — термин неуместный, потому учитель зыркнул на меня злобно. Мы с ним сидели у него в «кабинете» вдвоём, потому этим и ограничился, — ты будешь покровительствовать мне и после завершения вашего спора с Рахотепом?

— Боишься главного жреца Анукет? Правильно. Он хоть и не предпринимает ничего, уверен, что так будет не всегда. Могу предложить даже лучший вариант. Если покажешь себя с лучшей стороны, устрою тебя к своему другу. Он строит царскую усыпальницу. Ему всегда нужны талантливые писцы и рисовальщики. В Луксоре у Хаэмуаса нет влияния.

— А меня не законопатят потом внутри вместе со всеми, знающими секреты усыпальницы?

— Обычно так не делают, — рассмеялся Саптах. — Художники, знающие тайны, живут в своём поселении. Они просто работают под присмотром. А тебе, чужаку, и не доверят ничего такого. Будешь работать снаружи. В тайные комнаты тебя просто не пустят.

Я призадумался, но решения не принял:

— Готов обговорить форму твоего покровительства позднее. Я расскажу тебе, что я видел во сне, — вру, конечно. Любой мальчишка постарше из будущего понимает, как сделать то, что я хочу предложить.

— Слушаю,