Шесть мессий - Марк Фрост

Охота за смертельно опасным китайцем началась бестолково и быстро сошла на нет. Непривычные к таким делам охранники, вызванные из тюрьмы Юмы, объясняли всем, кто соглашался их слушать, что им гораздо сподручнее иметь дело с преступниками, которые уже сидят за решеткой, поскольку те все равно оттуда никуда не денутся. То, что они знали о преследовании беглецов, могло уместиться на обратной стороне почтовой марки.

«Быки» и сыщики Пинкертона, пережившие «юмскую резню», как окрестили это событие вездесущие репортеры, были настолько ошарашены, растеряны, напуганы или взбешены, что собрать их в сплоченное, дееспособное подразделение смог бы разве что легендарный генерал Роберт Ли. А это был не тот человек, с которым хоть кто-то когда-то попытался бы сравнить шерифа Томми Баттерфильда.

В то утро шериф Томми оказался старшим из находившихся поблизости представителей власти. После того как ему показали место происшествия, у него голова пошла кругом. Винить Томми в том, что он добавил разброду, не стоило, скорее он просто не смог ему воспрепятствовать, и люди, нуждавшиеся в вожаке, но не получившие такового, разделились на дюжину групп, у каждой из которых имелось собственное представление о том, как нужно искать этого убийцу. Томми избрали шерифом на время — Аризона ожидала придания статуса штата, работала над расчисткой имиджа, чтобы привлечь серьезные деньги, и этот мягкотелый, недалекий, но беспринципный политикан, в жизни не стрелявший в человека, даже в порыве ярости, умел нравиться людям и привлекать симпатии, но никак не годился для того, чтобы вести их за собой в затруднительной ситуации.

Не помогло и то, что два выживших свидетеля не смогли прийти к общему мнению ни по одной характеристике убийцы, кроме того, что он орудовал мечом. Но как раз в это, невзирая на наличие отсеченной ноги и двух голов, поверить было труднее всего: за каким чертом взрослый человек в наши дни будет таскать с собой меч, когда с помощью современной технологии можно провентилировать легкие человека с расстояния в четверть мили?

Никто не смог сказать и в каком направлении скрылся убийца, а это предоставляло на выбор преследователям все стороны света. Может быть, бродяги, в частности Денвер Боб Хоббс, и могли бы несколько просветить их на сей счет, но, рассудив здраво, что они будут возглавлять список виноватых, эти люди скорехонько уносили ноги.

Правда, кто-то где-то слышал, как кто-то еще говорил, будто убийца — китаец, и когда эта мысль облетела лагерь, она засела в головах быстро и накрепко. Ну конечно, а кто еще, кроме узкоглазой желтомордой макаки, стал бы кромсать белых людей мечом? Тут, правда, кто-то высказался насчет апачей, и все заспорили, кто более свиреп и дик: краснокожий или узкоглазый.

Потом шериф Томми Баттерфильд никак не мог вспомнить, кто первый заикнулся о том, что стоит позвать Фрэнка Оленью Кожу. Точно не он сам, но, будучи до мозга костей политиком, Томми очень хотел, чтобы эту идею приписали ему: если Фрэнк справится, это может стать прекрасной отправной точкой для следующей избирательной кампании. Конечно, споров и разногласий было хоть пруд пруди, но тем утром шумная толпа сошлась в одном — если в Аризоне кто-то и способен выследить кровавого язычника, так это Фрэнк Макквити по прозвищу Оленья Кожа.

В отличие от шерифа Оленья Кожа застрелил, зарезал и придушил не одного человека, причем находясь по обе стороны закона. Фрэнк начал свою блестящую карьеру в качестве помощника знаменитого Уайатта Эрпа, в пору расцвета Тумстоуна, в начале восьмидесятых годов, задолго до того, как Уайатт стал национальным героем Америки. Фрэнк служил у Эрпа вышибалой и барменом в салуне «Ориентал», одном из самых шикарных на Западе. Уайатт был харизматичным сукиным сыном — Фрэнк не мог не восхищаться его энергией и безжалостным честолюбием, и, когда Эрпы[15]прибрали к рукам все прибыльные дела в Тумстоуне, Фрэнк тоже обрел достаток и определенную известность.

Правда, для человека, который зарабатывал себе на жизнь таким способом, Фрэнк имел странное обыкновение, когда дело доходило до убийств, исходить из своих представлений о том, что правильно, а что нет, и такой подход привел к разрыву с Эрпами из-за отказа участвовать в расправе над кланом Клэнтонов, шайкой конокрадов-недоумков, любивших бахвалиться своими делишками. После того как Уайатт сумел представить бесчестную засаду в Окэй-Коррале как триумф справедливости, Фрэнк отправился на север, где укрепил свою репутацию, участвуя в качестве армейского разведчика в кампаниях против вождя апачей Джеронимо. Его прозвище пошло от излюбленной желтой куртки из оленьей кожи, которую он пристрастился носить. А газетчики писали о нем, будто Фрэнк Оленья Кожа выследит и настигнет человека за сотню миль по самой дикой местности или попадет пулей в глаз гремучей змее.

За исключением того времени, когда он пребывал в запое, Фрэнк Макквити вполне мог именоваться джентльменом.

К сожалению, он был пьян в ту ночь в 1889 году, когда столкнул свою возлюбленную Молли Фэншоу с балкона универмага «Уайтли» в деловом центре Тумстоуна. Фрэнк в тот раз так здорово набрался, что не мог даже вспомнить, из-за чего вспыхнула ссора. Молли наверняка спровоцировала его чем-то, выходящим за пределы человеческого терпения, но, как бы то ни было, он убил единственную женщину, которую любил, на глазах у множества людей. Фрэнк не отпирался, сразу признал свою вину, достойно выслушал приговор о пожизненном заключении и последние пять лет являлся образцовым заключенным. И с того дня, как Молли перелетела через перила, он не брал в рот ни капли.

Сокамерники и охранники были без ума от Фрэнка, от его учтивых манер и чувства собственного достоинства, несмотря на пожизненный срок, большую часть которого он отбывал в лазарете, помогая тюремным врачам. Во время эпидемии холеры 1892 года Макквити, рискуя заразиться, проводил бессонные ночи в холерных бараках, облегчая страдания больных.