Навья кровь - Екатерина Боровикова

Змей хмыкнул:

— Это беда моей первой ипостаси. Слишком высокомерен и поверхностен. Мог бы и поинтересоваться. Ладно. Поешь и убирайся отсюда.

— Что? — вздрогнула девочка и обернулась. — Но как же… десять лет…

Мужчина запрокинул голову и засмеялся:

— На самом деле так долго никто не живёт. Умирают в родах через год-два. Я хронический отец-одиночка. Но ты порченная и на роль сосуда не годишься. Я не зверь, поэтому повторяю — поешь и уходи. Можешь даже взять с собой из этой комнаты всё, что можешь унести. Плата за беспокойство, так сказать.

— Куда?

Змей равнодушно пожал плечами:

— Можешь домой. Могу даже донести.

— Нет! — вырвалось у Юли. Она очень не хотела возвращаться, к тем, кто так легко её предал и продал.

— И правильно, — покивал головой Змей. — Всё равно я там всех уничтожу. Не родились ещё людишки, которые могут безнаказанно мне врать.

Юля даже не испугалась. Просто сильнее бояться уже было некуда.

Змей встал, посмотрел на неё долгим взглядом чёрно-вишнёвых глаз и сказал, чеканя каждое слово:

— Если я вернусь, а ты всё ещё будешь здесь, убью.

Через мгновение в пещере стало гораздо теснее — человека сменил огромный гад. Прощаться он не стал, посеменил на коротких лапках к выходу.

— Почему бы меня сразу не убить? — тихо спросила девочка, когда Змей скрылся в проёме почти наполовину.

— Ты покорно за мной пошла и не сопротивлялась. Ты явно бесхребетная и запуганная, а я лежачих не бью, — донёсся рык откуда-то из темноты. — Поэтому даю тебе шанс. И даже награду — бери, что хочешь.

Когда он уполз окончательно, Юля немного ещё посидела, мечтая, как он вернётся и съест её, но потом откуда-то появилось слабое желание жить. Она медленно встала, потом вдруг тряхнула головой и заметалась по пещере. Есть и пить девочка не стала, и сокровищами не соблазнилась. но зато содрала одну из штор. Закуталась в неё, связала узлом два уголка за шеей, чтобы получилось что-то вроде длинного платья, и направилась к двери.

За дверью её ожидал красивый большой двор с бассейном. Юля обернулась, увидела особняк в несколько этажей. Но эти странности её не особо заинтересовали. Она подхватила путающиеся под ногами края шторы и побежала, куда глаза глядят.

Глава 16

Воздух распирал грудную клетку, но его всё равно не хватало. По лицу текли слёзы, сердце бешено стучало, мышцы ног ныли, израненные ступни жутко болели и вроде бы даже кровоточили. Лиза рывком села в кровати, схватилась за шею и несколько секунд пыталась осознать, кто она и где находится. Потом резко отбросила одеяло, согнула правую ногу и уставилась на ступню.

В предрассветном полумраке девушка всё же смогла углядеть, что никакой крови на пятках нет. И обессиленно упала назад, на подушку.

Выл ветер. Здесь, под крышей, стихию было слышно особенно хорошо. Да ещё и небольшое пластиковое окно, занавешенное пожелтевшим от времени синтетическим тюлем, свистело на высокой ноте, потому что резиновые уплотнители рассохлись. Но Лиза к этому звуку давно привыкла и даже не замечала. Тем более сейчас, когда сердце всё ещё колошматило по рёбрам.

Но боль из тела постепенно уходила, а дыхание выравнивалось.

Чем слабее становилась связь со сновидением, чем больше Лиза осознавала, что вокруг реальность, а она — не Юлия двадцатилетней давности, тем сильнее захватывало ощущение безмерной жалости и нежности.

«Бедная, бедная мама»!

Лёгкое презрение, которое девушка всегда испытывала к матери из-за её пассивности, слабости, робости, привязанности к самогону и властным личностям, очень быстро трансформировалось в безмерное удивление, можно даже сказать, восхищение. Мало кто смог бы не сломаться после подобных испытаний, а Юля — выдержала, не сошла с ума и не опустила руки. Мама изредка рассказывала, причём с большой неохотой, какие тяготы ей пришлось перенести после рождения дочери, до того, как они поселились в центральном районе Гомеля, но свою жизнь до держала за семью замками. Теперь стало понятно, почему.

Юля и вчера так ничего и не рассказала. Мать и дочь даже поссорились, и Лиза ушла на свой чердак, будучи в бешенстве.

И вот, «приснила». Как тогда, в логове вендиго. Видно, острое желание узнать правду так сработало.

«Наверное, очередная волшебная способность. И тоже досталась от папочки».

Петрович захлестнула волна ужаса. Она — дочь монстра. Или не дочь? В видении Змей утверждал, что женщина, то есть, сосуд, умирает в родах. А мама — жива.

Лиза вскочила, подошла к шкафу, распахнула его и уставилась на зеркало, прикреплённое к дверце изнутри.

Всё ещё полумрак, но фамильное сходство с человеческой ипостасью чудовища разглядеть можно. Глаза, губы, нос, волосы…

«А ведь после отвода глаз чешется в тех же точках, из которых у Змея рога растут».

Лиза медленно дотронулась до лба, поводила пальцем по коже. Показалось, что в двух местах, чуть ниже линии роста волос, прощупываются еле заметные выпуклости.

«Нет. Не может быть. Наверное, у всех людей черепушка слегка неровная. Если бы… В общем, если бы могли, они давно бы прорезались».

Девушка слишком быстро и резко захлопнула дверцу. Та протестующе скрипнула.

«Почему она от меня не избавилась? Не утопила в первой попавшейся луже? Ей ведь совсем мало лет было. Одна, без чьей-либо помощи. Я-то думала, что я — плод несчастной любви, в крайнем случае случайного изнасилования. Такая обуза, да ещё напоминание о том зле, которое ей причинили. А она меня любит, это точно. Смогла бы я, как она, любить такого ребёнка, да даже не испытывая каких-то добрых чувств, просто, машинально заботиться?»

На фоне того, что девушка видела этой ночью, детские обиды исчезали, как утренний туман под солнцем.

Да, Юля любила выпить, в городе так вообще этим сильно увлекалась. Иногда её даже было не добудиться. Но Лиза при этом всегда была накормлена, умыта и обласкана. Перед тем, как свалиться в пьяном забытьи, мать всегда обнимала её, целовала, шептала невнятно о каком-то прощении… В детстве девушку это злило и раздражало, но сегодня утром вдруг стало умилять. К тому же здесь, на ферме, Юля никогда не напивалась до бесчувствия, а во время беременностей и кормления грудью спиртное даже нюхать боялась.

Ещё до появления отчима у матери калейдоскопом сменялись кавалеры. И все они были какие-то мутные, грубые, напыщенные. Юля стелилась перед ними, под каждого подстраивалась, и Лизу это всегда ужасно бесило. И только сегодня утром Лиза поняла: Юля искала, на кого можно опереться, кому можно доверить свою безопасность и безопасность своих детей, включая старшую, «безотцовщину».

«Разве мама виновата, что всегда искала не там и не тех? Где сироте было