Страшные истории для бессонной ночи - Лилия Белая

Разумеется, я не сказал им правды. Мне хотелось пережить кризис в отдалении от мира. Что ж, палата в лечебнице для душевнобольных ничем не хуже дома в городке моего детства. Однажды я вернусь в мир, поэтому не стоило болтать даже со стариной Уилбером и Джеймсом, которые изредка навещали меня. Про бурю в Касл-Комбе они не упоминали, а я и не спрашивал.

Миновала осень, прошла зима, отшумели весенние ручьи, и постепенно страх смягчился и ушел окончательно, уступив место почти головокружительному любопытству. По ночам я, свернувшись на больничной койке под тонким одеялом, вслушиваюсь в тихий голос ветра за окнами. Чем ближе День Всех Святых, тем он громче, я знаю. Он обязательно придет: кровь Финниганов, моя кровь, приманит его, а ложки, которую я ухитрился украсть в столовой и заточить, будет достаточно, чтобы напоить его.

И тогда я буду слушать и задавать вопросы. До тех пор, пока кровь не иссякнет и истина не сделает меня свободным.

Андрей Вдовин. В Новый год вокруг да около

Ух, до чего ж мороз лютый! Плюнь — слюна затрещит…

Петруха Григорьев лежит ничком в сугробе, прячет лицо в рукавицах, дыханием отгоняет волчью стужу. А холод все глубже запускает ледяные щупальца под тулуп, просачивается под кожу, доползает до костей — так и хочется скрючиться в комок, стиснуть себя в объятиях, удержать драгоценное тепло… Но вновь приподнимается голова, опускаются заросшие инеем рукавицы — и глаза щурятся от ярко-льдистого сияния круглобокой луны, что таращится не мигая из-за высоченного забора, точно недоумевает: отчего это вздумалось парнишке в снегу вылеживаться, почто не встанет, не притопнет ноженьками, не разогреет иззябшие косточки?

А Петруха и рад бы вскочить, попрыгать, разогнать по жилам стылую кровь, да опасается: а ну как заметит кто? Хоть время и к полуночи, а по улице там и тут шумят: где-то смех разносится, где-то гармоника поигрывает, песни задорные льются. На то ведь и святочные вечера, чтоб веселился народ до позднего часу.

В другое время Петруха и сам не прочь погулять да потешиться, но нынешним вечером владеют им иные думы. Неслучайно залег он сегодня напротив дома Архипа Громова, неспроста мерзнет в снегу вот уже битый час. Раз за разом подставляет паренек лицо колючему дыханию крещенской стужи, бросает взор на синевато-черную крепь ворот — и с затаенной надеждой прислушивается: не раздастся ли по ту сторону звонкий девичий голос…

Сегодня истекает старый год, и во многих домах вот-вот начнутся гадания: девушки на выданье будут пытаться вызнать у нечистой силы, что ждет их в самом скором будущем, кому какая уготована дороженька. Да не по домам будут сидеть, не в зеркала пялиться, как на Крещение заведено, а непременно на мороз повыскакивают: кто в хлев побежит, кто во двор, кто за ворота. И Светлана, старшая дочь Архипа Громова, тоже выйдет…

Светлана! Само имя это наполняло душу Петрухи невероятной теплотой и нежностью. Свет-ла-на! Даже стужа, казалось, на миг отступила, преклонившись в трепетном восторге перед дивными звуками, что слетели с губ — совсем еще мальчишеских, лишь слегка оттененных первым пушком. О, как жаждали эти губы хоть на мгновение прикоснуться к нежной, бархатной коже, к уголку алых медвяных уст!

Увы, подобное счастье Петруха мог вообразить себе только в мечтах. И не потому, что Светлана отвергла его пылкую любовь или усмешкой ответила на горячие признания, — нет, вовсе даже не поэтому. Просто признания свои Петруха вот уже четвертый месяц кряду шептал лишь самому себе: открыться Светлане недоставало духу. А ну как посмеется, да и даст от ворот поворот? И немудрено, ведь она старше Петрухи чуть ли не на целый годок. Взрослая девушка, вполне знающая себе цену, да и отец у нее из купцов — а кто по сравнению с ней Петруха, сын столяра? Целая пропасть меж ними… А уж красавица Светлана — глаз не отвести, да и женихов у нее полсела, притом куда более видных. И даже имя у нее необычное — сказочное, завораживающее. Свет-ла-на. Говорят, Архип Громов сам ее так назвал, в какой-то книжке имя это вычитал. Крестили-то ее по-другому, но про то на селе мало кто вспоминал — все Светлана да Светлана…

Оттого-то и кажется она Петрухе далекой и недоступной, точно звезда, до которой нипочем не дотянешься. Только и остается смотреть издали да вздыхать. Хотя и это парнишке в большущую радость — тайком любоваться милым, словно бы светящимся личиком. Или встретить на улице, проронить как бы невзначай пару слов, услышать в ответ этот голос — певучий, точно серебряный колокольчик. От него в груди ноет сладко-сладко, а от взгляда темных царственных глаз так и бросает в жар — в такие минуты Петрухе кажется, что Светлана обо всем догадывается и втихомолку посмеивается над горе-воздыхателем…

Но сегодня… кто знает? Не зря ведь он с самого Рождественского сочельника торчал в отцовском сарае — времени даром не терял. Хоть и грех, говорят, в святочные праздники работать, а все же Петруха предпочел согрешить — все эти дни не выпускал из рук резца, терзал почем зря липовый чурбачок, который уже на второй день обрел изящные и подающие большие надежды очертания… А к концу пятого дня вышло из-под рук Петрухи форменное чудо: пышный цветок, навроде розы, какие он на шляпках у заезжих городских барынь видывал. И каждый лепесток до того искусно вырезан да выглажен, что оставалось только краской подобающей покрыть — от настоящего только вблизи и отличишь. Петруха сам себе поразился: вот ведь, оказывается, что любовь-то с человеком творит! Он ведь, ясное дело, и прежде резьбой по дереву баловался, да так, что и отец, бывало, его работу похваливал, но такого дива дивного отродясь не мастерил и не подозревал даже, что способен на подобное. А еще отец частенько сказывал, что дед Петрухи был раскудесник на всякого рода поделки — может, от него и передалось внуку драгоценное мастерство?

И вот сейчас чудесное творение покоится за пазухой, дожидается своего часа, — Петруха радостно ощущал, как твердые лепестки цветка упираются в грудь, прямо напротив тревожно замирающего сердца… Нет, такой подарок не оставит Светлану равнодушной. И как знать, может… может быть, это и послужит первым шагом…

От таких мыслей пьянит голову, все тело трепещет мелкой дрожью…

Или это его от холода так колотит? Мороз-то нешуточный, что и говорить…

Петруха шевельнул пальцами ног — в ответ ощущается легкое покалывание. А в