Фунт - Андрей Бехтерев

– Я пойду, – пробурчал Густав под нос и вернулся к своей компании.

– И знаешь, милый, я решила сегодня быть в красном. Ты будешь в черном, я в красном. А ты оденешь красный галстук, а я черный жемчуг. Мы будем такие милые. Даже враги пожелают нам спокойной ночи.

– Хорошо, мой пупырыш, – сказал Игорь Святославович. Кармен захихикала.

– Я же за тобой спустилась, – сказала она, хватая его за обе руки, – ты должен посмотреть на меня. Только без хулиганства.

– Айда, – сказал юбиляр, – я не прощаюсь, – сказал он, повернувшись к Лизе.

– Одну секунду, – сказала Кармен и, подбежав к Сережиной спутнице, прошептала ей на ухо. – Сиськи себе сразу сделай. Любовь пройдет, а сиськи останутся.

– Это твоя мачеха? – спросила Лиза Серу, когда парочка зашла в дом.

– Это папина девушка, – ответил Сера. – Пока время есть, пошли ко мне. Я покажу тебе свою студию?

– Покажи.

Сера повел Лизу вдоль дома по дорожке, уложенной разноцветной плиткой. Минут через пять они подошли к другому входу в дом, гораздо более скромному, сделанного в виде теремка. Сера открыл дверь и пропустил девушку вперед. Они прошли через непримечательную комнату с коридором и попали в студию. Это был большой зал с высоким потолком. В студии был беспорядок. Валялось несколько гитар. Микрофоны вместе со стойками лежали на полу. Большое электропианино было заставлено чашками и пепельницами. На диване валялось скомканное одеяло и красная куртка. В углу возвышалась огромная барабанная установка. В другом углу не менее внушительно выглядел пульт. Стены были плотно завешены постерами. Джим Моррисон, Джимми Хендрикс, Джэфферсон Аэроплан, травянной пацифик и т.д. На плакате с Джимом Моррисоном было от руки написано: «Я-то жив, а вы?»

– Извини за беспорядок. Я не пускаю сюда убираться, а сам не люблю, – сказал Сера, наблюдая за произведенным впечатлением.

– Надеюсь, ты не убираться меня привел?

– Смешно. Просто это моя нора. Я тут даже ночую, когда в Москве делать нечего.

– Ты – хипан что ли? – спросила Лиза, рассматривая постеры.

– Ты в теме? Крячно. Я не хипан. Просто хиппи – это очень геологическое явление. Я его изучаю. Ну и музыка тогда била фонтаном.

– Надеюсь после этих слов ты не вытащишь из кустов какой-нибудь огромный белый косяк?

Сера засмеялся.

– Знаешь, что погубило хиппи? – спросил он, – Всего 2 вещи.

– Какие же? – спросила Лиза.

– Ганджубас и фри лав.

– Смешно, – сказала Лиза, – и еще есть третья вещь. Дженис Джоплин.

– Откуда ты ее знаешь? – сказал, смеясь, Сера. – Это ж такое старье.

– Я знала одного блуждающего хиппаря . Он шел из Санкт-Петербурга в Тыкманду и подзастрял у нас, в Орле. Порастаманил месяц и дальше пошел. У него был кассетник «Романика» и ассорти растаманских анекдотов. Сыграй, что-нибудь виртуозное, – попросила Лиза, постучав по клавишам пианино. Сера сел, кривляясь выпрямил спину, размял пальцы, взмахнул руками и заиграл «Турецкий марш» Моцарта. Играл он, действительно профессионально.

– Дальше не помню. Ноты надо, – сказал он, довольно-таки быстро оборвав исполнение.

– Красиво, – сказала Лиза, – сыграй тогда что-нибудь свое.

– Так я и играл свое, – серьезно ответил Сера, вставая из-за пианино. – Давай потом, когда будет нечем заняться, я сделаю концерт для тебя. Буду играть пока тебе плохо не станет. Обычно плохо становится между 6 и 11 минутой.

– Понятно. Всем меломаночкам тут играешь.

– Причем здесь меломаночки? Я в «музыкалке» был «хэдлайнером» концертиков и даже исполнял Грига с оркестром на выпускном. Правда, налажал изрядно, но кроме сторожа этого никто не заметил.

– Почему в музыканты не пошел?

– Да ну, – махнул рукой Сера. – Что бы выступать профессионально, надо работать. К тому же это музейная музыка. Посвящать ей свою жизнь, это все равно, что торговать собой в секонд-хэнде. Видела лица профессиональных музыкантов? Поверь, они не кривляются. Давай я лучше тебе на барабанах сыграю.

– Ты умеешь?

– Нет.

– Тогда давай.

– Но с условием, что ты будешь танцевать под мой забойный ритм.

– Ок, – кивнула девушка.

Сера взял палочки и забрался за барабанную установку

– Что предпочитаете? – спросил он.

– Что-нибудь лирическое.

Сера стал стучать. Лиза стала пританцовывать, пытаясь приноровиться под сбивающийся ритм. Приноровившись, Лиза стала танцевать в полную силу. Танцевала она превосходно и совершенно без усилий. Видна была профессиональная подготовка, но Лиза больше дурачилась, чем показывала свое мастерство. Сера не сводил с нее глаз и часто сбивался с ритма. На ошибки Лиза реагировала телесными охами-вздохами. Они барабанили-танцевали минут 5, пока девушка не устала. Девушка, сделав фуэте, упала на диван. Сера подбросил палочки к потолку, подбежал к дивану и упал рядом с ней.

– Хуже лирика, только у Евтушенко, – сказала Лиза, тяжело дыша.

– Ты где-то танцуешь?

– Было дело – на нем и села. В школе работал заслуженный педофил, при нем был кружок танцев, а при нем ансамбль «Орловские лебеди». Я была солисткой. Орловской лебедью.

– Педофил домогался?

– Не-а. Он по мальчикам вздыхал, а со мной болтал, как с подружкой. Теперь я геев распознаю, как собака наркотики.

– Что про меня скажешь?

– Ты не гей, но будь осторожен. Можешь залететь, – Лиза посмотрела на Серу. – Не залетал еще?

– Нет. Но буду осторожен. Спасибо, что предупредила.

Повисла пауза. Она быстро стала романтической. Они валялись рядом на диване. Лиза смотрела в сторону, а Сера на нее. Он перестал бороться с предательской эрекцией. Лиза ее не замечала. Сера, собравшись с духом, поднял руку, что бы взять ладонь девушки и посмотреть на ее реакцию.

– Включи свои песни, – сказала вдруг Лиза, жестоко разрушив всю романтику.

– Не сейчас, – пробормотал Сера, положив свою руку назад.

– А чем «не сейчас» отличается от «сейчас»? – Лиза посмотрела на Серу. Сера быстро поменял позу и закинул ногу на ногу. Лиза тоже села поприличней и одернула платье. Похоже, она сама нашла ответ на свой вопрос. Девушка еле сдержала улыбку.

– Ты будешь смеяться и испортишь мне настроение, – ответил Сера, смотря в сторону.

– Я не буду, – сказала Лиза и, не выдержав, засмеялась.

– Тем более. Потом как-нибудь, – пробурчал Сергей.

В этот момент, раздался спасительный стук в дверь. В студию зашел молодой человек в костюме и галстуке.

– Долой интим! Да здравствуют зрители! – продекламировал он, увидев парочку на диване.