Человеческая гавань - Йон Айвиде Линдквист

Андерс поднялся со ступенек, положил фотографии в карман и пошел к дому. Выкатив из сарая лодку, он скептически оглядел ее. Можно ли добраться на ней до Ховастена?

Металлические части все проржавели, мотор вряд ли выдержит путешествие по морю, даже если он и заведется. Андерс внимательно изучил консоль. В нижней части не мешало бы подтянуть болты. Это не особенно сложная работа, но в любом случае лодку сначала надо было перевернуть.

Он подошел к дому и попросил Элин помочь. Им пришлось поднапрячься, но в конце концов лодку удалось положить на бок.

Элин посмотрела на потрескавшийся борт лодки:

— Ты собираешься выходить на ней в море?

— Если мотор работает, да. А скажи мне — что ты собираешься делать?

— С чем именно?

— Да со всем. Со своей жизнью.

Элин растерла между пальцами листья полыни, понюхала и сморщилась. Андерс обернулся и увидел направлявшегося к ним Симона. Элин тоже увидела его и прошептала:

— Не рассказывай ему обо мне.

Симон подошел к ним.

— Ну, — сказал он, кивая в сторону лодки, — ты собираешься в плаванье?

— Да, решил посмотреть, что с ней такое.

Симон повернулся к Элин и вздрогнул. Несколько секунд он стоял нахмурившись и смотрел ей в лицо. Затем он протянул руку, чтобы поздороваться:

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, Симон.

Он продолжал пристально смотреть в лицо Элин. Андерс не понимал его реакции. Элин выглядела довольно жалко, но поведение Симона было откровенно грубым. Такого он себе никогда раньше не позволял.

Симон, казалось, понял это и отвел наконец взгляд от Элин. Он повернулся к Андерсу и спросил его:

— Как ты поживаешь?

Элин извинилась и пошла к дому. Симон долго смотрел ей вслед. Затем он снова обратился к Андерсу:

— Твоя приятельница?

— Да. Это… долгая история. Старая знакомая.

Симон кивнул и подождал, но Андерс не захотел продолжать. Симон оглядел лодку и сказал:

— Выглядит она не особо надежно.

— Я думаю, она еще и течет.

— А двигатель?

— Еще не знаю, я не проверял.

— Можешь взять мою лодку, если хочешь.

— Нет, я хочу привести в порядок свою. Но все равно спасибо тебе за предложение.

Симон сплел пальцы и глубоко вздохнул, затем остановился рядом с Андерсом и потер щеки. Было ясно, что он хочет что — то сказать. Затем он откашлялся.

— Я хотел кое — что у тебя спросить.

— Давай.

Симон снова глубоко вздохнул. Наконец он решился:

— Как бы ты отнесся к тому… если бы я и Анна — Грета поженились?

Это было так неожиданно, что Андерс не знал, что ответить.

— Вы собираетесь пожениться?

— Ну… мы подумываем об этом.

Андерс посмотрел на дом Анны — Греты, как будто ожидая увидеть, что она стоит там и подслушивает.

— Но почему ты меня об этом спрашиваешь?

Симон смущенно почесал затылок:

— Просто… если она умрет раньше меня, то я буду как бы прямым наследником. Понимаешь?

Андерс положил руку на плечо Симону:

— Я уверен, можно составить какой — то документ. Ну, чтобы там было указано, что Смекет принадлежит мне. А все остальное — ваше дело.

— Правда? Ты уверен, что все в порядке?

— Симон, я в этом уверен. И вообще, это первая хорошая новость, которую я услышал за долгое время. — Андерс шагнул вперед и обнял Симона. — Я очень рад за вас. Правда. Поздравляю!

Когда Симон ушел, Андерс долго стоял, засунув руки в карманы и глядя на лодку.

Его не покидало радостное, теплое чувство. Оно никуда не делось, когда он пилил дерево, менял болты и занимался прочими хозяйственными делами.

Когда будет свадьба?

Он не успел спросить Симона, что они планируют — гражданскую регистрацию или венчание в церкви. Наверное, они еще сами не решили.

Ничего себе, а?

Он не мог понять, что его так радовало? Но даже думать о свадьбе было весело.

Однако хорошее настроение не помогло ему завести мотор. Андерс дергал шнур, пока у него не затекла рука. Да что же это такое?

Он поднял кожух и увидел, что все внутри отсырело. Он вынул свечи зажигания, прокалил их и поставил на место. Уже стемнело, когда он наконец закончил работу. Он устал и весь вспотел.

Больше всего Андерсу хотелось отвинтить мотор, донести его до воды и швырнуть в море. Вместо это он заботливо укрыл лодку.

Будет ли у них свадьба?

Он так толком ничего и не спросил у Симона.

Вопросы важные и по пустякам

Когда Симон вечером пришел в дом Анны — Греты, он увидел, что на кухне зажжены свечи. Он почувствовал, что нервничает. В какой — то мере он подготовился, потому что под курткой у него был надет красивый свитер, но теперь, войдя в ее дом, он ощутил всю важность предстоящего события.

Оглядываясь на прошлую жизнь, он думал о том, что долгие годы не принимал никаких решений. Он просто делал то, что считал нужным. Только Спиритус был исключением, но и это исключение было продиктовано необходимостью. Он не мог поступить иначе.

Или мог?

Может быть, он просто раньше никогда не ставил перед собой столь простого вопроса? Выбирал то, что ему казалось верным, и не особо беспокоился о последствиях.

Вот дети, например. Они с Анной — Гретой не завели детей, и, возможно, дело было именно в нем. Но они никогда и не страдали по этому поводу. Если бы их любовь в конце концов увенчалась ребенком, то они, скорей всего, приняли бы его с радостью, но специально они этим вопросом не задавались и к врачам не обращались. Да и об усыновлении у них разговор ни разу не заходил.

Пусть будет что будет.

Это был своего рода фатализм. И легенда о Думаре еще раз показала, что все в мире зависит не от личных пожеланий, а от судьбы. Кому какая на долю выпадет. События происходят сами по себе, и ничего нельзя поделать — только принять все так, как оно есть, так, как оно может быть.

Но теперь он вошел в красиво освещенный дом, чтобы ответить самому себе на очень важный вопрос. Это немного раздражало его, как и новый красивый свитер. Надо было хоть что — то взять с собой — какой — то подарок или хотя бы цветы.

По своей городской привычке он постучал в дверь и только потом вошел. Затем он повесил куртку в прихожей и прошел на кухню.

У плиты он остановился. Здесь на самом деле затевался праздник. Стол был застелен чистой белой скатертью, на нем стояла бутылка вина, в подсвечниках горели свечи. Анна — Грета была одета в голубое вышитое платье с открытым горлом. Симон не видел его по меньшей мере десять лет. Остолбенев от удивления, он остановился на пороге.