Солнцестояние - Кэтрин Болфинч

– Петр! – обернулась она, встрепенулась, подбежала к нему, сразу румянцем заливаясь.

– Совсем ты меня одного бросила, – покачал головой, смотря хоть и грустно, но тепло. – Не могу так больше. То приласкаешь, то отвергнешь. То я мил тебе, то грозишься, что с другими будешь. Думал, тебе просто весело так, забавно. Только тяжело мне это, каждый раз слова по сердцу…

– Петя, – остановила паренька, руку протянула, тонкими пальцами нежно по щеке проводя. – Больше никаких игр, обещаю. И никаких шуток, просьб глупых, ничего… Ты прости меня, что вела себя так раньше. Теперь все изменилось.

– Правда? – Юноша так растерялся, что даже не сразу поверил.

– Я… многое поняла. И больше так поступать не собираюсь. Ты уж поверь мне, пожалуйста, в последний разочек. – Девушка взяла его за руку, к груди своей прижимая. – Ни тебя, ни твои чувства я отвергать не собираюсь. А на других смотреть и подавно. Ни в шутку, ни всерьез.

– Злата… – Петр выдохнул это с каким-то невероятным облегчением, а на губах его снова появилась светлая, теплая улыбка. И она согревала лучше всякого костра, каким бы огромным и высоким он ни был. – Ты словно изменилась вся, а в чем, понять не могу…

– Вот бывают и такие чудеса, на то она и купальская ночь… Пойдем? Ты из-за меня почти весь праздник пропускаешь, а у нас еще столько всего. – Девушка, привстав на носочки, ласково поцеловала юношу в щеку, а затем потянула за собой, держа за руку. – Нам и хоровод поводить надо, и через костер вдвоем попрыгать.

– Только мы вдвоем? – улыбнулся Петр.

– Только мы вдвоем, – ласково ответила ему девушка.

Они присоединились к веселому кругу таких же молодых, влюбленных, счастливых и задорных. И песни пели, и в кругу плясали. И с восторгом, за руки крепко держась, через костер несколько раз прыгали. На душе было как никогда тепло и радостно.

Под веселые песни разгульные танцевали они на поляне, возле костра, что пытался дотянуться до самого ночного неба.

– Спасибо за подарок твой, – ласково поблагодарила девушка. – Это лучший венок, который я видела. Красивый такой, аккуратный, нежный. Лучшего я и представить не могла. Он нас с тобой и связал на веки вечные.

И пусть последние слова прозвучали таинственно и даже как-то зловеще, расцвел Петр от такой искренней похвалы, а затем расцвел на губах обоих и первый их поцелуй, затерявшийся в шуме веселой молодой толпы.

Оторвалась девушка от юноши, смотря на него своими влюбленными светло-голубыми глазами. Как же мало люди понимали в покое и истинном счастье!

И пока тело Златы погружалось навечно в объятия болота, русалка улыбалась, танцевала с Петром и наконец была счастлива.

Евгения Санакоева

Знак Велеса

– Когда солнце встанет в Круг, – шептала себе под нос бабка Лютая, ходя вокруг Лады, – повернется ночь днем. Когда солнце встанет в Круг, позабудешь ты о нем.

Лютая остановилась напротив девушки, которая стояла как вкопанная, не решаясь даже пикнуть, не то что вдохнуть. Бабка-ведунья сложила вместе большой и указательный пальцы и с силой щелкнула Ладе по носу. Злые слезы потекли по румяным щекам.

– Ой, – пискнула Лада, принимаясь растирать нос ладонью, – отчего все по-иному? Раньше не было такого.

– Да это я уже от себя, – буркнула Лютая, – зло берет Круглый день на такое тратить.

Ведунья взяла палку, на которую опиралась, и поковыляла в сторону дома, оставила Ладу на залитом солнцем дворе, но девушка побежала следом. Наконец-то пелена, стоявшая перед глазами, спала, сердце начало стучать спокойнее и Ладе вновь захотелось жить. Она в один момент заметила, что листья на деревьях уже зелены, а в колышущихся на ветру ветвях поют птицы, голосов которых не было слышно внутри той агонии, что сжирала ее изнутри, пока Лютая не спасла ее своим заговором.

– Ой как хорошо, как тихо стало, бабушка, – начала верещать она, подхватывая Лютую под свободный локоть и заходя вместе с ней в дом, – спроси меня тепереча: кто такой Данилка? А я отвечу: а никто! Совсем никто!

Бабка искоса посмотрела на нее и устало плюхнулась в богатое кресло, подаренное, как и все убранство вокруг, вместе с самим домом, отцом Лады.

– Вот и славно, – сказала ведунья, откидываясь на спинку, – и папаньке передай, что за этот год долг закрыт.

– Конечно, конечно, – засуетилась счастливая своим новым состоянием Лада, а потом присела в ногах бабки и, сложив руки у той на коленях, сказала: – Спасибо тебе, бабулечка, спасибо от всего сердечка моего неугомонного.

Лютая села поровнее и по-ястребиному уставилась на Ладу.

– Вот скажи, Ладка, ты же вроде и не дура, – сказала Лютая, обхватывая подбородок девушки и впиваясь длинными кривыми ногтями в белую молодую кожу, – и выглядишь как сама весна, нежная, пылкая, красотой тебя боги не обделили, и папанька в придачу боярин… ну чего тебе неймется-то?

– Коли я бы знала, бабушка, – погрустнела девушка, – папенька сказывал, что назвали меня в честь богини любви, потому что мамин род от нее идет. Только вот как наказание, любви-то мне и не видать. Те, кто мне люб, как будто меня не видят вовсе, будто я сокрыта для их глаз и сердец.

Лада закручинилась еще пуще. Третий год подряд в Круглый день лета Лютая лечила ее сердце. В первый раз был Никитка, папенькиного кузнеца сын, а через год – Егорушка, купец заезжий, а в этом Данилка – боярин из семьи дружеской.

Каждый из них был и красив, и пригож, каждый заставлял сердце Ладино нестись, словно конь ретивый, и каждый одинаково не смог полюбить ее.

Ни приданое, которое папенька с каждым годом предлагал все больше, ни уговоры, ни угрозы, ни красота самой Лады – ничего не помогало.

А понимая, что не любят ее в ответ, пропадали у Лады и сон, и аппетит, и становилась она словно прозрачная тень себя прежней, готовая всякий раз заснуть и не проснуться вовсе.

Спасало ее только, что папенька пообещал маменьке на смертном одре ее, что не будет неволить дочерей, не выдаст замуж без их согласия, и уж поди не меньше сотни раз проклял себя за мягкотелость. Хоть и любил он Ладу, но, не имей такого обещания, уж точно давно бы выгодно ее сосватал за того, кто первым согласился бы ее забрать, да отправил с глаз долой.

– Ох, – вздохнула Лютая, – такой день снова потратили на баловство. На колесе года только четыре бусинки