Последняя жертва Розы Ветров - Наталья Ефремова

В голове вертелся один и тот же вопрос: что же теперь делать? «Теперь» означало многое: и этот самый момент, здесь, в парке, в стремительно густеющих сумерках, и завтра, и вообще дальше, в наших со Стивом отношениях.

Я нашла в себе силы посмотреть на него, и у меня остановилось сердце. Остановилось, а потом вновь застучало, тяжело, натужно, в тревоге и смятении. Я находилась в полном замешательстве и никак не могла собраться с мыслями, чтобы ответить что-то вразумительное. А ответить придется: Стив так жадно, так напряженно смотрел на меня, что мне стало совсем не по себе, и я отвела глаза.

– Молчишь?

Не зная, куда деть руки, я раскрыла сумочку, достала упаковку влажных салфеток, которые всегда носила с собой на всякий случай, и начала зачем-то вынимать их по одной и тщательно вытирать пальцы, ладони, запястья.

Логан наблюдал за этим какое-то время, а потом пробормотал:

– Такое ощущение, что ты собираешься оперировать.

Я замерла и оставила салфетки в покое.

– А может, в этом есть смысл, – задумчиво добавил Стив и раскинул руки. – Ну что ж, вот он я. Давай, режь. У меня, правда, нет наркоза, но, думаю, в моем состоянии он все равно не подействует, так что…

– Стив, пожалуйста, не смейся.

– Ты себе не представляешь, Селена, насколько мне сейчас не смешно, – скривился он. – И все равно, как бы я себя ни чувствовал сейчас, я буду вечно благодарен и готов до конца жизни содержать того кота, который нас с тобой познакомил. Что бы ты мне ни сказала.

– Прошу тебя, не надо. Не продолжай.

– Хорошо, не буду. Но тогда придется начать тебе. И хоть что-то сказать или сделать, – Логан помолчал и вымученно усмехнулся. – Знаешь, Селена, у тебя на столе давно бы умер пациент, если бы ты так же неуверенно и тщательно выбирала инструмент, как ты сейчас выбираешь слова.

– Пожалуйста, Стив, я тебя очень прошу.

– Это я тебя прошу – пожалуйста, Селена, не мучай меня.

Господи, что же ему сказать?

– Я… я не могу.

– Не могу что? Прекратить мои мучения? Найти нужные слова? Принять мое предложение?

– Я просто не могу… – слова жгли горло, и не было никаких сил посмотреть Стиву в лицо.

Он меня выручил – поднялся со скамьи и отвернулся.

– Значит, Селена Сагамор, вы не любите меня?

Я едва не застонала.

– Это не так, Стив, поверь. Я…

– Да или нет? – жестко перебил меня Логан, повысив голос, отчего с куста жимолости рядом с ним взметнулась какая-то пичужка. – Неужели так сложно ответить?

– Сложно! Боже, Стив, пойми, я ценю нашу дружбу… очень, но я не могу стать твоей женой. Не могу! – я увидела, как при этих словах Логан судорожно вздохнул, и изо всех сил сцепила пальцы, чтобы взять себя в руки и договорить. – Ты дорог мне, это правда, но я не хочу обманывать тебя всю жизнь. И сейчас не хочу. Поэтому…

– Так. Ясно. Можешь не продолжать. Я тебя понял.

Он подошел к кромке воды, присел и неожиданно плеснул себе в лицо холодную пригоршню.

Я ахнула, словно это меня окатили ледяной водой.

Логан проговорил что-то неразборчивое в сомкнутые лодочкой ладони, а затем, наконец, снова посмотрел на меня. С его безжизненного лица стекала вода и капала на рубашку. Впрочем, вся его грудь и без того была мокрой.

– Давай поступим так, – тихо предложил он. – Сейчас я провожу тебя домой. Просто провожу! А потом когда-нибудь мы вернемся к этой теме, идет?

– Нет.

– Почему? Если ты не готова сейчас, возможно, однажды…

– Стив, не нужно возвращаться, очень тебя прошу. Не нужно. Потому что ничего не изменится.

Я думала, что умру под его взглядом, но он кивнул и бросил:

– Хорошо. Пойдем. Прости, что испортил вечер. Только помни, что я всегда буду тебя любить, всю жизнь.

Всю жизнь…

На прощание Стив, как всегда, чмокнул меня в щеку, но я почувствовала напряжение его губ и чуть не заплакала.

– Стив, прости меня!

– Ничего, справлюсь.

Оказавшись за дверью, в спасительной тишине своего дома, я задержалась в прихожей. Справившись с учащенным дыханием, прислушалась, не разбудила ли папу, а потом наощупь побрела в гостиную, к стеллажам с книгами. Там я включила настольную лампу и через минуту поисков сняла с полки «Разрисованный занавес» Моэма. Открыла книгу наугад и, механически прочитав пару абзацев, прижала шершавые страницы к пылающему лбу.

«Поразительно, что она так и не смогла его полюбить, притом что он не только красив, но честен, надежен, талантлив»[10].

Надо же, какое совпадение…

Как Китти смогла выйти замуж за нелюбимого человека? Как? Неужели это так легко – взять и выйти замуж? Дать клятву любви и верности, когда ни того, ни другого нет и не будет? И ведь Уолтер был ей практически незнаком, а я так хорошо знаю Стива… И он нравится мне, очень нравится! Но выйти замуж без любви, просто так… Нет! Никакие социальные условности, никакие семейные, личные и другие причины не могут оправдать подобное преступление, прежде всего по отношению к самой себе.

Я вернула книгу на место, постояла у шкафа, пытаясь представить себе жизнь со Стивом, и… не смогла. Не получалось у меня нарисовать в своем воображении наши совместные будни, наполненные тысячей мелочей, объединяющих супругов, тысячей поступков, из которых соткана семейная жизнь и душевная гармония. Я очень старалась, ругала себя, но – не получалось!

Пожалуй, надо подняться к себе в комнату, а то, чего доброго, и правда, проснется папа, начнет меня искать, а я стою тут…

Но спать не хотелось. Ничего не хотелось. Хотя нет… Хотелось вернуться в тот момент, когда мы ехали из театра, смеяться над шутками Стива, а потом просто взять и не ходить за ним в парк.

А что бы это изменило? Не сейчас, так завтра, послезавтра, через неделю Стив все равно сказал бы, что любит меня. И я не смогла бы ему помешать.

Когда, в какой момент я позволила себе дать ему эту призрачную надежду? Когда так ошиблась? Может, в первый день, в первую минуту знакомства? Или потом, когда пригласила его бывать у нас дома, где он так быстро стал своим?

Если я позволю ему сейчас, он станет своим еще больше, станет уже не моим другом, а просто – моим…

Я не заметила, как оказалась на кухне, на стуле у окна – единственного источника зыбкого лунного света. Я заставляла себя подумать о Стиве, как о муже, и бессильно плакала от своих бесплодных попыток, ощущая стыд и гнетущее чувство вины.

Меня охватило отчаяние. Сколько я просидела вот так, опустив мокрое от слез лицо в ладони, мне было неизвестно. Большие кухонные часы тикали на полке у меня за спиной, но повернуть голову, даже просто пошевелиться не было сил.