DARKER: Бесы и черти - Екатерина Белугина

Было слышно, как по мере спуска жужжание становится громче, и Артур вспомнил внутренний дворик заброшенной школы, жалкую мину на лице приятеля и побег, когда тот, перепрыгивая через кусты и мусор, взмахивал руками, словно огромное насекомое. С того дня прошел почти месяц. Друзья давно помирились. Но не потому, что обидчику стало стыдно и он извинился. Коля сам приполз, как побитая собака, попросил прощения. И Артур простил.

Он сел на корточки у края ямы. Гоблин уже спустился и теперь глазел по сторонам.

– Там света нет, если чё. Картоху видишь? Слева у стены должна быть. Да нет! Слева от тебя!

– Не вижу.

Коля поднял бледное лицо, и Артур показал пальцем, куда смотреть:

– Пройди в ту сторону немного и увидишь.

– Надо было фонарик взять…

– Без него разберешься. Нашел?

– Да!

– Набирай побольше. С горкой.

Стало слышно, как клубни бьются о железные стенки ведра.

– Все подряд не тащи! Смотри, чтоб были не мягкие и не гнилые.

Артур схватился за верхнюю перекладину. Сердце забилось чаще.

– Эй, Колдас!

– Чего?

– Не так страшно оказалось, да?

С этими словами он потянул на себя лестницу и быстро попятился.

– Сава! Стой!

С железным звоном ведро упало на дно погреба. На влажную землю посыпалась картошка. Гоблин в последнюю секунду успел ухватиться за нижнюю ступеньку, и Артур, поняв это, чуть приподнял свою ношу и резко толкнул вперед.

Раздался болезненный крик. Тянуть стало намного легче.

– Сава! Сава!

Лестница полетела в траву под яблоней.

– Ну, чё там, Колдас, как дела?

– Сава, ты чего… – задрожал Гоблин, прижимая руку к разбитому носу. – Верни лестницу, Сава, пожалуйста!

– Сава, Сава, Сава! – кривляясь, передразнил Артур. – Чё ты заладил, блядь, одно и то же?!

В груди разгоралось пламя. Оно приятно разливалось по телу. И обжигало.

Как тогда, во дворике заброшенной школы. Только еще сильнее.

– Дед говорит, клин клином вышибают. Вот ты, Коля, очкодав. Боишься темноты, призраков и мертвецов. Тебе нужно посидеть здесь немного, пока не перестанешь ссать в штанишки.

– Не надо!

– Гулливеру привет.

Артур с грохотом опустил тяжелую крышку погреба, отрезав крики Гоблина, и положил сверху грязную полосатую перину, которая лежала тут же, у ограды. Вернулся в дом. Переоделся в новое и чистое. Сегодня в клубе дискотека.

Впритык к лицу висела тьма, как плотная штора. Стоит отдернуть, и за ней покажутся небо, солнце и все остальное, что она прячет. Савин вытянул руку перед собой, боясь коснуться деревянной крышки. Но сверху была пустота.

Он сел. В голове всколыхнулось, будто мозг превратился в желе. В глазах плясали цветные мушки. Артур завалился на бок, подперев тело локтем, и просидел так, по ощущениям, не один час. Чувствовал, что парит в невесомости и невидимая сила увлекает его в пустоту, как космонавта, у которого, по несчастью, оборвался страховочный трос. Между ним и бездной лишь хрупкая скорлупа скафандра, она же – гроб. Солнца закручиваются в спираль. Ужас давит изнутри на глаза и перепонки. А из пропасти за спиной не разглядеть даже звезд.

Заныло плечо. Савин лег и свернулся в позе зародыша. Прижал покалеченную руку к груди, постарался уснуть. Уснуть и больше не проснуться. Или проснуться, но уже не здесь, в другом месте.

Холод и сырость пронизывают до костей, пускают корни в мозгах, как вредоносные споры. Пусть кожа пузырится, и плавится, и сползает с мяса, словно резина, а тело тает, подобно свече. Все лучше, чем эта невыносимая тьма и вонь гниения, которая в сотню раз хуже, нежели запах горелой плоти, пусть и своей собственной.

Еще немного, и Савин успел бы сжечь дом, а может, даже сгорел заодно с ним. Но теперь лежит и смотрит в слепящий мрак. На месте глаз у него бездонные норы – туннели, по которым ползут мертвецы.

Грудь распирает от крика. Но Артур молчит, плотно стиснув зубы. Он боится привлечь внимание Тьмы, пусть и так чувствует на себе ее пристальный взгляд, будто клетка под микроскопом.

Заговорить – значит признать: все, что случилось, случилось на самом деле. Стоит сказать хотя бы слово, и надежда на ночной кошмар рухнет, как башня из спичек. «И тогда я не проснусь, потому что не сплю».

Нужно постараться уснуть.

Он шел домой сквозь редкий утренний туман, кутаясь в чужую олимпийку. Ночью был дождь. Дорога размякла от грязи, она плыла перед глазами, а ноги скользили и заплетались, вялые, как вареные макаронины.

В холодном рассвете тускло блестели солнечные лучи. Из яра доносились отголоски птичьего щебета. Ветерок проникал под одежду, ощупывал покрытый росой пота затылок, кусал уши, а на небо улитками наползали серые облака. До конца августа оставалось почти две недели, но Артуру казалось, что он перенесся во времени на пару месяцев в будущее – в середину октября.

Из глубины желудка к горлу подступила водка вперемешку с кока-колой и желчью. На губах, будто покрытых тонким слоем меда, все еще чувствовались сладость поцелуев, блестки и вкус помады, жар дыхания на шее и щеках.

Не дойдя пары шагов до калитки, Артур сблевал себе под ноги горячую, как кипяток, жижу. Глотку обожгло. Брызги попали на кроссовки. На мгновение он испугался, словно это была кровь Чужого. Голова закружилась. На помощь пришел штакетник ограды. Ладонь набрала несколько заноз.

Путь от забора до дома напрочь выветрился из головы. В памяти остались только скрип ступеней крыльца, скользкий ключ, неподатливый замок. Целая вечность потребовалась, чтобы открыть дверь, стянуть грязную обувь и добраться до кровати. И мгновение, чтобы уснуть.

Комната закружилась водоворотом, затягивая в пропасть панцирной сетки. В объятиях вязких простыней тело стало мягким и гибким, как пластилин.

Артур врос в постель и забылся глубоким сном. Но спустя тысячи лет прозябания в черной пустоте сквозь тьму проступил тусклый луч света и вырос до размеров окошка в пасмурное небо октября.

Мимо медленно летели вороны и галки, отбрасывая холодные тени и рассекая крыльями тучи. Пахло сырой землей. Руки, сложенные на груди, давили на ребра, как гири.

«Пьяным не снятся сны», – подумал Артур.

«Значит, ты не спишь», – ответила Тьма.

В окошке возникло лицо, но видны были только глаза. Они сияли бледным светом, словно две луны в тумане. Из бездонных зрачков вылетали птицы и падал дождь. Послышался глухой хруст, как если бы рядом кто-то наступил на кучу сухих веток.

Боковым зрением Артур увидел: белые пальцы тянутся к нему из мрака, наращивая кости. Щелк – и новый сустав разделил длинную фалангу, возник,