Жуткие байки - Ричард Карл Лаймон

руки внезапно исчезают. Шейн, обмякнув телом на диване, с бедрами придавленными весом Франсин, задыхается, когда обезумевшая женщина выгибает спину и стягивает с себя неглиже.

— Не надо. Пожалуйста.

— Тебе это нравится.

Наклоняясь, она прижимается грудью ко рту.

И опрокидывается назад, когда Шейн взбрыкивает в попытке освободиться.

Ее спина бьется о край журнального столика. Голова врезается в него. Столик накреняется, опрокидывая ее бокал. Затем она отключается, падая на пол.

Она лежит там лицом вниз, распластавшись между столиком и диваном.

Шейн перебирается через край дивана. Встает, уставившись сверху на Франсин. Ощущает всплеск стыда и отвращения. Отворачивается, сгибается пополам и выплескивает содержимое своего желудка.

Не надо было ее отталкивать. О Боже, не надо было ее отталкивать.

Почему нельзя было просто позволить ей делать то, чего она хотела?

Шейн пятится от месива на ковре и пристально смотрит на Франсин.

Что, если она мертва, а я, что ее убийца?

Кто сказал, что она мертва? Скорее всего, просто без сознания. Это в дешевом кино, людей толкают во время борьбы, те падают, и умирают от небольшой шишки на голове. Она, вероятно, очнется через несколько секунд.

И когда она это сделает, мне не хочется здесь находиться.

Поглядывая на неподвижное тело, Шейн опускается на колени возле журнального столика и поднимает бокал из под пепси.

Еще на чем-нибудь есть мои отпечатки?

Видимо, только на этом бокале.

Не забирай его! Господи! Это все равно, что допустить, что она мертва, признать свою вину.

Однако Шейн не оставляет бокал. Бросается к двери. Заворачивает руку в подол рубашки, прежде чем повернуть ручку. Проверяет коридор.

Пусто и тихо.

Выходит, захлопывает дверь и быстрым шагом удаляется.

Она не может быть мертва. Но если и так, на меня это никак не получится повесить. Никаких вещественных улик. Рвота! Будет понятно, что здесь присутствовал кто-то еще. Но не будет известно, кто именно. В конце концов, будет решено, что это был несчастный случай. Она была пьяна, упала и ударилась головой. Будет проверен уровень алкоголя в ее крови во время вскрытия, и сделан вывод, что она была в сильном алкогольном опьянении, и …

Да не будет никакого вскрытия! Все нормально с ней.

А что, если моя входная дверь захлопнулась?

Но та по-прежнему остается открытой. Шейн врывается внутрь, запирает дверь и прислоняется к ней, задыхаясь.

В безопасности.

Боже, зачем мне надо было там появляться!

С ней все в порядке. Просто слегка стукнулась головой.

Шейн отталкивается от двери, ковыляет до стола и опускается на стул. Из-за стены тихо доносится музыка.

Сделай погромче, Франсин. Давай же, наболтай громкости так, чтобы всё задребезжало.

На мониторе притягивает взгляд последняя напечатанная фраза: «Решил он с ними покончить, только из-за того, что не смог выносить, когда они постоянно крутили свою гребаную стереосистему на чертовски высокой громкости!»

Нет, нет, нет, нет!

— Шейн?

Чуть больше, чем шепот через стену.

— Франсин?

Шейн поднимается с места. Сердце колотится. Облегчение теплой волной струится по телу.

— Франсин, ты в порядке?

— Нах иди.

— Мне жаль, что ты пострадала, но…

Громкий хлопок бьет по барабанным перепонкам. Стена взрывается белой пылью и хлопьями в футе справа. Что-то пронеслось мимо.

В стене зияет дыра размером с гривенник.

Она стреляет в меня!

— Франсин!

Попадание от следующего выстрела Шейн ощущает своей грудью.

Двадцатидвухлетняя девушка найдена мертвой в спальне своей квартиры.

Блин, вот же гадство.

Заваливаясь на стул, Шейн увидела, как кровь забрызгивает монитор, клавиатуру, и опустила взгляд на бьющее струйкой отверстие у нее между грудями.

Хват

Как-то раз, на закате, Кларк Аддисон, бывший мой сосед по комнате в колледже, прикатил в город на пикапе, в новенькой ковбойской шляпе и с ковбойской же лихорадкой последней стадии. Он умял гамбургер у меня на кухне, а потом спросил:

— И как тут обстоят дела с ночной жизнью в вашем гадюшнике?

— Ты куда это намылился, в таком-то прикиде?

— Диско уже не в моде дружище. Ты вообще, где шлялся?

После чего мы влезли в пикап и поехали искать место, где бы промочить горло. Объехали четыре квартала в центре Барнсдейла, но не нашли ни одного местечка, где бы звучала музыка кантри и имелся в наличии «Механический бык»[9].

— Ну, что-то не везет, — сказал я, пытаясь выглядеть разочарованным.

— Никогда не отчаивайся, — сказал Кларк.

Тут мы подпрыгнули на железнодорожном переезде, и Кларк ткнул пальцем в лобовое стекло. Перед нами, рядом с элеватором, стояла убогая халупка из кусков фанеры и с неоновой вывеской: «Без сомнения бар». В расположенном рядом с зернодробилкой «Без сомнения баре» было все необходимое, чтобы растопить сердце настоящего ковбоя. Опилки на полу, Мерл Хаггард[10] в музыкальном автомате, пиво «Курз» в бочке и джинсы в обтяжку на нижней половине у каждой девчонки. Мы вальяжно прошагали внутрь.

— Два «Курза»! — сказал Кларк.

Бармен сдвинул шляпу назад, наполнил кружки, подвинул их к нам и сказал:

— Доллар восемьдесят.

— Я плачу, — сказал Кларк.

Доставая бумажник, он наклонился над стойкой.

— А что тут у вас из развлечений?

— Ну, бухло, танцы, разборки и Хват.

— Хват? — спросил Кларк. — А это что такое?

Бармен, словно крепко призадумавшись, потеребил свои похожие на руль от велосипеда усы и показал на стоящий в глубине бара на барной стойке прямоугольный металлический ящик. Повернутую к нам сторону украшала выведенная желтой краской надпись: «Кто смелый?».

— И что с ним делать? — спросил Кларк.

— Подойдите ближе, — ответил бармен и вернулся к своим делам.

Мы подошли к ящику. Он был высотой в пару футов и шириной в два раза меньше. Спереди была надпись «Хват» красной краской, намеренно корявыми буквами, будто сделанными кровью. На обратной стороне было написано зеленой краской по трафарету: «Заплати десять баксов и выиграй».

— И че я выиграю? — спросил Кларк.

Я пожал плечами. Склонившись над стойкой, я посмотрел на заднюю сторону ящика. Там была куча цепей и навесной замок. Пока я разглядывал замок, Кларк подпрыгивал, расплескивая пиво.

— На верху ничего нет, — заключил он.

— Значит внутрь можно заглянуть только снизу, — сказал я.

— Ну, вот так всегда, — сказал он, перестав строить из себя ковбоя, но тут же пришел в себя и сказал: — Давай-ка лучше подцепим телок и побуяним, бля!

Только мы двинули к паре самок без сопровождения,