Тайна хрустальной вазы - Shuts-Balcevich Sonsaku

Портал затягивал Марка и Кларисс. Люсиль и Серж бились в ледяных путах тени, лица искажены ужасом. Хранитель, подняв посох для смертельного удара, шагнул вперед. Его глаза горели торжеством.

--

* пояснение, это стихотворение попытка написать его в стиле любимого мультсериала "Вуншпунш"

Глава 5. Пепел и хрусталь

Особняк встретил их гробовой тишиной. Воздух внутри был неподвижным, густым от пыли, пахнущей затхлостью и чем-то сладковато-кислым, как прокисшее варенье в заброшенном погребе. Золотые лучи закатного солнца, пробиваясь сквозь разбитые витражи, рисовали на паркете длинные, косые полосы света, в которых танцевали мириады пылинок. Но света не было. Был музейный полумрак, подчеркивающий пустоту. Ни следов недавнего хаоса, ни тел высохших пленников, ни даже осколков разбитых стеллажей. Только толстые слои серой пыли на всем, что когда-то было роскошью: на сломанных резных стульях, на опрокинутых мраморных постаментах для ваз, на портретах людей с лицами, стертыми временем и забвением. Магические аномалии висели в воздухе едва заметными дрожащими маревами — искорки статики у дверных проемов, слабые эхо-вздохи в углах, будто стены помнили крики.

Кларисс стояла посреди огромного, опустевшего холла, обхватив себя руками. Рыжие волосы, выбившиеся из привычного хвоста, казались единственным ярким пятном в этой монохромной серости. Смотрела в пыльную пустоту, а видела другое:

— Значит, это правда, — голос, обычно такой звонкий и уверенный, звучал глухо, разбито. — Мы попали в ту ловушку… из-за Агаты. Она ведь… — замолчала, не в силах договорить. Не из нашей реальности. Не совсем живая. Уже мертвая?

Марк не смотрел на нее. Методично, с каким-то почти звериным сосредоточением, обыскивал разбитый дубовый комод у стены. Мощная спина была напряжена, пальцы перебирали обломки фарфора, клочки истлевшей бумаги. Снял клинок ржавый со стены.

— Откуда такая уверенность? — бросил он через плечо, не отрываясь от находки. Голос был хриплым, но лишенным паники. Марк всегда действовал. Думать о непоправимом — не его стиль. Пока есть хоть шанс, будет искать путь назад.

Кларисс медленно опустилась на покрытый пылью бархатный пуф. Облачко серой пали поднялось.

— Она сама сказала, — прошептала, глядя на свои дрожащие руки, будто ожидая увидеть на них отблески хрустального взрыва. — Ты видел, Марк. Она… разлетелась на осколки. — Слова повисли в тихом воздухе, тяжелые и окончательные. — Серж. Люсиль. Остались там. С Хранителем и его голодными мирами… — прикрыла лицо руками.

Марк резко выпрямился. В руке он сжимал меч. Повернулся к девушке. Его лицо, обычно открытое и дерзкое, было суровым, тени под глазами казались глубже в пыльном полумраке. Но в глазах горел знакомый огонь — упрямый, не признающий поражения.

— Я пока не знаю, что видел, — сказал четко, отчеканивая каждое слово. Поднял руку и пропустил через лезвие свою магию, оно отозвалось на его прикосновение, вспыхнув алым пламенем, которое не жгло, а жило, обволакивая сталь, как вторая кожа. Стал похож на воина из древних баллад — паладина без крыльев, но с непоколебимой волей. — Знаю, что хочу вернуть Сержа и Люсиль. Сейчас. Любой ценой.

Кларисс подняла на него глаза. В них стояли слезы, смешиваясь с пылью на ресницах. Страх и безнадежность сжимали горло.

— Марк… — голос сорвался. — Что если мы их больше не… — не смогла договорить.

Он был рядом за два шага. Опустился перед на одно колено, рука в тяжелой перчатке что успел найти, легла на ее сжатые кулаки. Пламя на мече мягко освещало его лицо — решительное, знакомое до боли, и такое родное.

— Не смей раскисать, Кларисс, — голос был низким, твердым, но в нем не было упрека. Только непоколебимая уверенность. — Нам сейчас никак нельзя медлить и отступать. — наклонился, его губы коснулись макушки — жест внезапной, грубоватой нежности, от которого у Кларисс перехватило дыхание. — Нужно вернуться. И спасти ребят.

Она кивнула, пытаясь сглотнуть ком в горле, вытирая щеки тыльной стороной ладони.

— Да, — прошептала, чувствуя, как его уверенность подпитывает собственную угасающую силу. — Но мы не знаем как. Мы не знаем, куда идти… — Ее взгляд блуждал по пустому, пыльному хаосу холла. Ни двери назад в библиотеку-чистилище, ни намека на портал. Только немые стены и давящая тишина.

Марк поднял голову. Взгляд, острый, как у охотника, устремился к главному входу, к распахнутым тяжелым дубовым дверям, за которыми виднелся закат над покосившимся забором и запущенным садом. Он не улыбнулся. Лишь слегка дёрнул подбородком в ту сторону, и в его глазах вспыхнула дикая, почти безумная надежда, смешанная с изумлением.

— Мы — нет, — сказал тихо, но так, что каждое слово отозвалось в тишине. — Но она знает.

Кларисс резко обернулась, следуя его взгляду.

В золотистом свете заката, заливая проем двери, стояла Агата в пыльном луче закатного света, но не как призрак. Как живая бомба из плоти и магии, на грани распада. Тело было картой страданий: глубокие трещины, подобные высохшей глине на древней вазе, змеились по коже, пульсируя багровым светом изнутри. Трещины дрожали, как старая штукатурка под напором ураганного ветра — еле сдерживая напор чудовищной энергии, что рвалась наружу. Сквозь полупрозрачные участки кожи, там, где трещины расходились шире, были видны темные реки силы — сплетение нитей ослепительного золота и густой, как деготь, тьмы. Клубились, бились под кожей, как пойманные птицы, выжигая ей плоть изнутри.

Агата протянула к ним руку. Жест был не приветствием, а немым воплем утопающего. Пальцы искривлены судорогой, суставы белели от напряжения. На фоне сгущающихся в углах холла теней, фигура казалась хрупким, темным силуэтом, который вот-вот поглотит мрак. Только глаза горели. Не холодным светом призрака, а адским пламенем отчаяния и воли. В них читалась нечеловеческая боль и упрямое, безумное желание дотянуться.

— Не могу… — хрип вырвался из ее пересохших губ, звук скрежета камней. Каждый слог давался мукой. — Справиться… Не хватает… сил…

Рука дрогнула. Пальцы разжались. Из ослабевшей ладони выпал амулет — та самая капля хрусталя, в которой когда-то мерцал целый микромир. Он не упал на запыленный паркет. Завис в воздухе на мгновение, затрепетал. И взорвался ослепительной вспышкой, не огня, а сжатого времени и дерзкой магии. Когда свет схлынул, на месте амулета висел Золотой Маховик Времени.

Он был жутко прекрасен. Тончайшие спицы из мерцающего, словно жидкое солнце, металла сходились к оси, напоминавшей горлышко изящной вазы. Внутри вращающейся конструкции, за хрустальными стенками невероятной прочности, медленно, неумолимо пересыпался голубой песок. Каждая песчинка светилась холодным внутренним светом, как крошечная звезда. Висел в воздухе. С