Досье Дракулы - Джеймс Риз

Пятница, 20 июля, поздно

Боже, сколько еще лежбищ мог завести себе изверг?

Но нет! Стоп! Раз уж решение принято и есть определенная система, буду излагать все — и события, и возникающее в связи с ними вопросы — в соответствующей последовательности. Итак.

В прошлую среду, к открытию, я уже был в Британском музее. Баджа найти не удалось: он на раскопках где-то далеко, но у его помошников из отдела древностей я получил книги по древнеегипетской ми фологии, касающиеся Осириса, Исиды и, конечно же, Сета. С Баджем увижусь в другой раз.[171]

Дыши глубже! Я дышу, стараясь унять биение сердца и дрожь в руках. Я пишу ночью. Ночью в Ночи.

И раз уж последние дни приучили меня к бессоннице, то эти все поминания, записи о среде 18 июля 1888 года, тоже будут сделаны на бело сегодня ночью.

Сейчас очередь Кейна нести караул, что он и делает, находясь в гостиной рядом со столовой, в которой я пишу. Нас окружает тиши на, тишина, которая, без сомнения, будет нарушена зовом «Сто-кер Сто-кер»… но когда это произойдет? Ожидание — вот что, наверно, хуже всего.

По правде говоря, Кейну приходится тяжелее, чем мне, хоть он и не слышит зова. Бедняга Кейн: я так боюсь за его нервы, за его опасно тянущийся к курку палец, что счел за благо на время избавить его от револьвера. Сейчас он, поникнув, сидит там, в темной гостиной у подоконника, вглядываясь во двор и улицу, ожидая и не гадая больше, в здравом ли я уме. Ибо теперь и Кейн, можно сказать, обращен. Теперь он верит, тоже верит, ибо он видел…

Нет! Нет, я должен, должен описывать события в их последовательности. Итак.

Кейн прибыл в среду, 18-го числа этого месяца. Поезд пришел по расписанию. После нескольких минут, проведенных вместе, все возможные извинения были принесены, все обиды забыты. Кейн посмеялся над тем, что называл меня чокнутым. Я посмеялся над тем, что назвал его трусом. Кейн стеснялся идти к Сперанце, и хорошо, что я уже доставил книги Баджа на Парк-стрит и отдал Бетти. Более того, по настоянию моего друга я написал записку с просьбой отложить ланч. Довольно скоро мы, Чада Света, поведем в салоне Сперанцы беседу вовсе не салонного характера, и тогда Кейн увидит, что Сперанца, при всей ее склонности к светскому остроумию, не позволит себе потешаться над такими вещами, как его прошлое, Тамблти и т. д. Более того, мы, конечно, уже миновали все мелкое и достигли глубин, поэтому должны перейти к обсуждению плана того, как нам остановить Тамблти собственными силами, держась подальше от Ярда.

(«Никаких властей», — убеждал я Кейна, хотя сейчас, имея в виду его нынешнее состояние, опасаюсь, не пришел бы он к краху при любом стечении обстоятельств.)

Возле Юстонского вокзала мы, я и Кейн, решили выпить по пинте крепкого. Небо было высоким, безоблачным, и солнце отчистило улицы от теней. И хотя сам по себе день вовсе не способствовал страху, мы с ним, словно повинуясь какому-то общему, укоренившемуся в нас инстинкту, забились в самый дальний и темный угол выбранного нами паба, подальше от выходивших на улицу окон.