Мелкий писец - Олег Мамин

Военные люди оказались на редкость молчаливыми. Кроме гадких, сально-генитальных шуток ничего от них не слышал. Я пытался разговорить Уарсу на тему того, что знает про ту беду, от которой меня спасали — не ответил.

Судя по всему, он что-то знает, но либо подслушал, а потому не может сказать при свидетелях, либо ему напрямую запретили делиться.

Его лживые глазки бегали, в основном в сторону предводителя воинства из двух дюжин чистокровных египтян.

— Мне нравится жизнь при господине Мерикара, да будет он здрав, — обычно именно на эту тему парень переводил разговор. — Работы много, но жизнь в лагере интересная.

— Расскажи, как лук пытался натянуть и пукнул! — выкрикнул один из воинов, а остальные поддержали смехом. У «шутника» как раз имелось оружие, сделанное по моей технологии. Выглядело проще, чем подарочный вариант предводителю, но без труда узнаётся композитная структура. Да и рожки на концах я никогда не видел в традиционной конструкции.

— Так ведь никто, кроме господина Мерикара, не может натянуть его лук, — мальчишка не поддался на подначку. — А пукнул я когда копьё метал. Ты же сам за мной ходил, и спрашивал, где купить такие благовония.

Опять смех. Видимо, я нарисовал слишком радужную картину для себя. С такими «юмористами» мне будет не очень комфортно. Впрочем, в деревне шутили примерно так же.

До будущего дошёл анекдот про фараона Хеопса, в котором деньги на пирамиду он зарабатывал с помощью дочери, занимающейся проституцией. Она просила у клиентов чаевые камушками.

Или про Сети, тоже царя, который думал, что занимается любовью с богиней Бастет, а на самом деле голым трахал горшок посреди улицы.

Это ещё довольно рафинированные варианты по сравнению с «лучшими» образцами древнего юмора.

До Элефантины мы не доплыли за один день, хоть течение Нила в среднем и не очень сильное, только ближе к столице нома становится побыстрее.

Обустройство лагеря ничем не отличалась от того, как это делали торговцы. Впрочем, иначе и быть не могло: работали захваченные в плен гребцы, а сами воины себя хлопотами не утруждали.

Я опять отошёл в сторонку, но на этот раз вместе с Уарсу. Опять пытался разговорить его, ведь сейчас последний шанс для меня чтобы сбежать. Следующая остановка — военный лагерь.

— Я говорю правду. Не знаю, — начал раздражаться мальчишка, а по меркам древних вполне уже взрослый. В Древнем Египте не было такого понятия как «подросток». Лет в двенадцать-четырнадцать становятся настоящими взрослыми, со всеми подобающими правами и обязанностями.

Хотя, какие права? Только обязанности.

— Ты же понимаешь, как странно для меня выглядит нападение на людей, которые меня сопровождали в Луксор?

— Куда? — спросил парень с удивлением.

— В Луксор. Там у учителя Саптаха есть друг…

— Друг? Да он тебя продал в рабство! Там идёт стройка огромного храма. Все знают, что туда свозят людей с обеих земель.

— Все?

— В гарнизоне есть воины из тех мест. Такого рассказывают… Такой судьбы не пожелаешь никому. Людей лупят почём зря… Надсмотрщики воруют припасы, а каменотёсы вечно живут впроголодь…

— Думаешь, я гожусь в каменотёсы?

— А ты думаешь, станешь главным жрецом Амона или Мут? Будешь расписывать стены. А после того, как ты узнал секреты Амона, тебя отпустят?

Я и сам об этом думал. Но Саптах так убедительно говорил… Я решился вскрыть письмо.

Свиток обвёрнут бечёвкой, которая слеплена глиняной печатью, а на ней стоит оттиск Саптаха — схематическое изображение Птаха в его человекоподобной форме, в виде мумии в чепце ювелира, держащей посох.

Разорву — уже не восстановлю.

Я разорвал.

Там не было никаких ответов на вопрос, это просто что-то вроде паспорта: «Мальчик с седыми волосами и есть Афарэх, ученик Саптаха, управляющего царскими карьерами».

Учитывая то, что он уже дважды навестил своего друга, всё обговорено на словах. О чём говорили, не узнать.

До места добрались только ко второй половине дня. Воины начали судачить о том как они потратят деньги, добытые в бою. Ничего оригинального: пьянство и женщины. Никто не заикнулся об отправке ценностей семье или в общину.

Спорили, кто больше заслужил, потрясая мешочками.

А я-то думаю, откуда воняет!

В доказательство своей доблести, они собрали руки поверженных! На египетской жаре они начали разлагаться, но по всей видимости опытных вояк это не смущало.

— Это нормально? — спросил я у Уарсу.

— Руки? Нет. Обычно фаллосы отрезают. Но сейчас руки, чтобы доказать, что они принадлежали воинам, — вопрос мальчишку не смутил. Видать повидал разного в гарнизоне.

— Ты видел? — я решил уточнить.

— Откуда? — засмеялся он. — Меня не берут в походы, я же писец. Два раза пересчитывал правые кисти. Воняло похлеще, чем сейчас. Тогда уходили в сторону Куша, долго не возвращались.

— Тебя поставили считать отрубленные руки?

— Не только. Трофеи тоже. Всё учитывается. Большая часть отправляется царю, да будет он здрав, невредим, жив. Часть остаётся господину Мерикара, да будет он здрав. Немного достаётся воинам.

Один из прислушивающихся к нашему разговору, довольно возрастной, встрял в разговор:

— Господин Мерикара, да будет он здрав, щедр. Я служил под началом трёх командующих, и никто не делился с простыми воинами. Так что побольше уважения. И не морщите носы. А ты малец, пригнись-ка, больно уж твоя башка приметная.

Мы подплывали к Элефатине. Видимо, то, что я плыву в военный лагерь, должно оставаться в секрете.

Пригнулся за плетёные борта плота. Спорить с теми, кто носит в мешке разлагающие я руки врагов? Ну уж нет.

Пожалел, что не сбежал. Только сейчас понял, что даже если избежал трудового рабства, то попал в плен военным. И чего не сиделось при храме?

Глава 17

Крепость, как и пороги Нила, я видел впервые.

Про пороги рассказывать особо нечего, всё так, как на картине Поленова: в основном русло преграждают камни, будто великан раскрошил горы и накидал в реку обломков. В паре мест есть подобие водопадов совсем небольшой высоты, но достаточной, чтобы вода пенилась и шумела. Судоходство в таких условиях действительно невозможно, так что неудивительно, что именно здесь долгое время проходила южная граница.

А вот крепость хороша. У неё даже название внушительное: «Храбрость Двух Земель».

Так-то сама Элефантина задумывалась как крепость-склад, снабженческий