Не родня - Василий Сергеевич Завадский

кухни доносились смех, звон тарелок, лязг кухонной утвари. Дом наполняла амброзия из ароматов мандаринов, запечённой в духовке курицы и сладковатого табачного дыма, с которым не справлялась хвалёная отечественная вытяжка над газовой плитой.

Окутанный дивными ароматами, я переваривал в тяжёлой голове недавний кошмар, так вероломно прерванный моей женой.

«Не дала досмотреть, – подумал я. – И слава богу».

Кошмарную концовку, которую я пытался забыть больше двадцати лет, я знал как «Отче наш». Меня обнаружили вернувшиеся с гулянки родители. На часах было около шести утра. Я спал на полу у своей кровати, свернувшись в позу эмбриона. Помню, мама тогда перепугалась не на шутку, дескать, пневмонию заработаю лёжа на холодном полу. Бедная мама. Она ведь и не подозревала, что настоящий кошмар подкрадётся к ней буквально через несколько секунд. Мама включила свет. Иркина кровать была пуста, у трюмо багровела размазанная лужа крови.

Описывать дальнейший хаос, наводнивший дом, не имеет смысла. Скажу лишь, что Ирку нашли достаточно быстро. Нашли… во дворе… в сугробе… с откусанным языком. Забегая вперёд, скажу, что по результатам вскрытия, часть языка обнаружили в её же желудке. Другую половину не нашли вовсе, но отчётливо помню, как отец упорно, с вилами на перевес, гонял пару соседский дворняг с окровавленными мордами, которых, словно магнитом, тянуло к кровавому сугробу.

А что дальше? Дальше «скорая», менты, дознание и гениальное заключение патологоанатома: «острая гипотермия».

«Странно, что не от потери крови», – подумал я.

Мне запрещали смотреть, но не смотреть на это было не возможно. Детский взор так и лип к алеющему сугробу у сарая, в котором лежало припорошенное утренним снегом тело моей восьмилетней сестры.

Следов взлома не было. Очевидно, Ирка сама открыла дверь. «Сомнамбулизм, – предположил кто-то из милиционеров. – А язык? Язык во сне прикусить могла! Поверьте, таких случаев на моей памяти, вагон и маленькая тележка».

«Ага, – подумал я тогда. – Отгрызть и проглотить!»

В конечном счете, родителей выставили дураками, дело закрыли, не успев начать, оформили всё как несчастный случай. Похоронили быстро, а меня около года по детским психологам да психиатрам тягали. Я, разумеется, рассказал в милиции свою версию произошедшего. И про деда рассказал, и про стук в окно, и про то, что бабушка всё это видела. Вот только бабуля моя почему-то лишь плакала, перекрещивала меня и просила у боженьки для меня здоровья.

Как по дешёвому сценарию, отец сильно запил с тех пор, а мать в религию кинулась. Бабушка умерла через несколько месяцев после Иркиных похорон. Она совсем после трагедии слабая стала. Почти перестала есть, только молилась постоянно. Молилась и плакала.

После бабушкиных похорон дом служил мои родителям дачей, а если точнее, то складом под кодовым названием «На всякий случай», куда отправлялись в ссылку все те вещи, которые даром никому не были нужны, а вот еврейская душонка выбросить не позволяла. В летнее время – редкие шашлыки, зимой – не менее редкие визиты моего отца, чтобы протопить печь. Теперь эта миссия лежала на моих плечах. Нам с Танькой, конечно, этот дом, как мёртвому гулящая баба, а продать рука не поднимается.

Поймав себя на том, что кофе в кружке давно закончился, и я жую кофейную гущу, я вернулся к реальности, сплюнул отвратительное содержимое в ту же кружку и полез в шкаф с одеждой за чем-нибудь приличным. Таня уже переоделась и молча ждала меня у входа в кухню, многозначительно постукивая указательным пальцем по тыльной стороне запястья. До Нового года оставалось чуть меньше часа.

***

Если судить по тому, как начался Новый год, то не сулил он абсолютно ничего хорошего. Лучше предыдущего он не будет, интереснее – безусловно! Встретив «по-семейному» и пожелав Вере с детьми спокойной ночи, мы с супругой вышли в тёмный двор нашей панельки. Год то новый, а декорации всё те же – унылые и депрессивные. Разве что уродливый снеговик окончательно превратился в кучу снежного месива. Направляясь в сторону привокзальной площади, где мы намеревались взять такси за баснословную цену, мы с женой повстречали последнего человека, которого ожидали увидеть. У соседнего подъезда, кормя что-то сарделькоподобное из ладони, сидел Маугли. Омч, мило похрюкивая, что-то с аппетитом ел с руки нашего соседа.

– Удиви нас, Антоха, – сказала Таня, когда мы подошли поближе.

– О! Чета Романовых в сборе! – воскликнул Маугли, вытер руку о штанину и, достав из-за пазухи стеклянную бутылку «чего-то», сделал солидный глоток. – Как встретишь, так и проведёшь. Слыхали?

– Дай угадаю, – начал я. – Снова «госпожа сковорода»? Ударили по левой – подставь правую?

– «Госпожа сковорода»? – переспросила Таня, в упор уставившись на меня.

– Долгая история, – отмахнулся я.

– А вот хрен вы угадали! – сказал Маугли закуривая. – Случилась одержимая женщина! Вернее, две. Если в двух словах, то после нашей встречи, Дюх, я вернулся домой, зашёл в ванную. Стою я такой, никого не трогаю, мою Омчу лапки, а мне меж лопаток скалкой прилетает! Оказывается, пока меня не было, приехала эта конченая! Тёща моя. Полинка, жена моя, конечно же, всё ей растрепала, мол, какой я мудак и бла-бла-бла.

– Ну, скалкой по спине, а ты что? – спросила Таня. – Не томи.

– А что я? Ну я ей рефлекторно и втащил!

У Тани непроизвольно приоткрылся рот, а глаза готовы были вылезти из орбит.

– То есть, как втащил? Ударил? В лицо? – спросила моя супруга.

– Ага! Вмазал прямо в это поросячье рыло!

Таня на мгновение онемела.

– А Полина что? – спросил я.

Маугли вытряс в открытый рот остатки содержимого бутылки, демонстративно швырнув её за спину.

– Пришлось и ей втащить, – произнёс наш сосед и пристегнул карабин поводка к ошейнику Омча.

Теперь онемел я. Повисла непродолжительная пауза и, словно чувствуя неловкость за содеянное, Маугли спросил, пряча шею от ветра за низенький воротник ветровки:

– А вы куда, если не секрет, в такую-то пору?

Мы с женой переглянулись. Таня молча проверила содержимое своего кошелька, отложила на такси, взглянула на часы в мобильнике.

– Бери свой хрюкающий зельц и поехали, – сказал я.

– Куда? – в голосе Маугли читалось искреннее удивление.

– Туда, – отрезала Таня. – В казённый дом.

– Мне кажется, у меня не та покупательская способность для казённого дома, – саркастично выдал Антон, прекрасно понимая о каком «казённом доме» идёт речь.

Маугли с досадой взглянул на недавно выброшенную бутылку.

– Не парься, – успокоила его Таня. – Купим у таксистов.

***

– Интересно, а какое индейское имя было бы у тебя, живи мы где-нибудь в прериях? – с саркастичной улыбкой спросила Таня Маугли.

– Хромой Койот, – вставил я. – Или Контуженый