Дракула бессмертен - Йен Холт

Квинси перестал читать. Людей, спешащих зачем-то на север, все прибавлялось, а юноша сейчас был рад любому поводу отвлечься от снисходительного тона отцовского голоса, который звучал в каждом слове. Его пальцы пробежались по пачке листов. Черт возьми! Тринадцать страниц! Семья Харкеров славилась объемистостью своих писем, но за обеденным столом никаких бесед у них не велось.

Мимо Квинси торопливо проследовала очередная кучка людей.

— Что там такое?

Не сбавляя шагу, один из мужчин бросил через плечо:

— Басараб! Он уже подъезжает. Он будет здесь! Сегодня!

Басараб? Квинси вспомнилась заметка из «Ле Темп», прочитанная несколько недель назад: в Париже выступит выдающийся актер шекспировского репертуара, известный под сценическим именем Басараб. И хотя юноше страстно хотелось увидеть в деле знаменитого артиста, он предпочел об этом забыть, потому что ему нечем было бы оправдать стоимость билета в расходной ведомости, которой каждый месяц требовал от него отец. Он лгал уже столько раз, что отец знал все его хитрости наперед.

Что за везение!.. Или в том, что Квинси оказался именно здесь в час приезда Басараба, сказалась рука судьбы? Он вдруг совершенно успокоился, осознав, что вовсе не его выступление отпугнуло публику. Просто его затмила настоящая звезда. Позабыв все свои костюмы и реквизит у фонтана, юноша неожиданно для себя влился в бегущую толпу, надеясь узреть великолепие знаменитого Басараба собственными глазами.

Из парка Квинси вышел на рю де Вожирар и сразу увидел скопление людей, затопивших пространство перед театром «Одеон» — белым зданием с портиком, украшенным колоннами в римском стиле. Из-за какого-то каприза луны медная доска с названием театра словно светилась изнутри.

Квинси попытался протиснуться в первые ряды, но людской поток оттеснил его к памятнику Эмилю Ожье, французскому драматургу. Нисколько не смутившись, он вскарабкался на пьедестал, чтобы лучше все рассмотреть.

По кольцу вокруг памятника катило авто, «бенц-турер». Разгоняя гудками толпу, оно подъехало к театру. Квинси взобрался повыше. Перед самыми ступенями машина остановилась, из нее вышел водитель и открыл для пассажира дверцу. Два года так или иначе отдав актерскому ремеслу, Квинси твердо уяснил, что еще со времен Шекспира эта профессия считалась подходящей лишь для грешников, пьяниц, шлюх и проходимцев всех мастей. Но вот теперь перед ним стоял актер, к которому относились как к королевской персоне — казалось, вся Франция собралась поглазеть на его приезд.

Из авто вышел энергичный молодой румын и встал на подножке. По смоляным волосам и точеным чертам лица, виденным на фотографии в «Ле Темп», Квинси признал Басараба. На актере была мантия вроде той, что носил принц Эдуард, только из выкрашенной в багровый цвет кожи — нездоровая роскошь для обычного актера. На ступенях портика уже поджидали репортеры с фотоаппаратами на деревянных ножках, готовые запечатлеть первые моменты прибытия Басараба. Когда он с улыбкой повернулся к ним, чередой молний вспыхнул осветительный порошок. Через мгновение Басараб сошел с подножки и с широко раскинутыми руками двинулся через толпу, позволяя восхищенной публике до себя дотронуться. Квинси расхохотался, когда какая-то женщина упала в обморок, прикоснувшись к локтю актера. Ах, если бы и он встречал у публики такую реакцию!

На верхней ступени возвышалась тучная фигура Андре Антуана, главного режиссера «Одеона», явившегося, чтобы лично поприветствовать «звезду». Возле него какой-то человек вертел ручку киносъемочного аппарата. Румын взошел по ступеням и обменялся с режиссером рукопожатием. В соседстве с изящными чертами Басараба приятное лицо Антуана казалось точкой, ютящейся на большой круглой голове. Толпа принялась выкрикивать имя Басараба. Неожиданно для себя, захваченный общим неистовым порывом, Квинси присоединил свой голос к другим:

— Басараб! Басараб! Басараб!

Неудивительно, что перед ним преклоняются, подумал Квинси. Благоговение толпы передалось даже ему. Басараб пока не произнес и одного слова, но все эти люди были в его власти. Как же величаво он должен смотреться на сцене! Ему по силам вдохнуть в слова Шекспира кипучую жизнь.

Басараб обернулся к Антуану, и оба мужчины исчезли в здании. Толпа не торопилась рассеиваться, словно ожидая выхода на бис. Из дверей театра возник какой-то коротышка и объявил, что касса будет работать до поздней ночи, чтобы все желающие могли купить билеты на одно из представлений «Ричарда III».

Люди ринулись к дверям, и толпа превратилась в стадо. Настроение Квинси тут же упало. Ему безумно хотелось посмотреть на Басараба, но за душой не было ни единого лишнего франка. Денег, которые выделял ему отец, еле-еле хватало на текущие расходы — по замыслу Джонатана Харкера, это должно было удержать Квинси от «легкомысленных» трат. Вот досада! Ну что за жизнь без театра?

Квинси пересчитал монетки, вырученные за сегодняшнее представление. Он еще молод и потому готов рискнуть — даже если придется залезть в суточные и потратить все до последнего франка, даже зная, что за этим неизбежно последует отцовский гнев. Завтра вечером он во что бы то ни стало посетит первое выступление Басараба в театре «Одеон».