Кровь Геркулеса - Жасмин Мас

Я уставилась в ответ.

Парализованная.

Замерзшая.

Едва живая.

Сломай мой разум. Завладей моей волей. Давай, попробуй.

Впервые за все время он первым отвел взгляд.

Я не почувствовала никакого удовлетворения.

Я вообще ничего не чувствовала.

Глава 20

Пианист

Харон. Несколькими часами ранее, во время симпозиума.

Я склонился над пианино и наблюдал за своей добычей.

Алексис сидела за столом в окружении сирен. Она улыбалась и смеялась, беседуя с обнаженными созданиями. Какие еще секреты ты скрываешь, carissima?

Сидящий рядом с ней мужчина-сирена придвинулся ближе, глядя на нее с чистым вожделением.

Я стиснул зубы.

Ошибся нотой.

Бедра напряглись, и мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не встать и не вонзить кинжал ему в горло.

Играй вдолгую, Харон.

Не разрушай все свои тщательно продуманные планы.

Я нажимал на клавиши из слоновой кости и с такой силой надавил на педали, что рояль заскрипел.

К инструменту ■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■ и я с отвращением отпихнул его. Мне было неинтересно играть со слабыми сучками; у меня были своеобразные вкусы.

Приняв решение, я его больше не менял.

Я видел то, чего хотел.

Ад и Гончая лежали у моих ног, раздраженно вздымая шерсть. ■■■■■■■■■■■■■■■■■■ беспрерывно ползли к роялю, пытаясь соблазнить меня.

Я пожалел, что в прошлом вообще тратил на них силы.

Они этого не заслуживали.

Глубоко вздохнув, я сосредоточился на музыке и отсек все остальное.

Пальцы летали по клавишам, и я полностью погрузился в быструю мелодию. Я внимательно обдумывал свои планы и дальнейшие шаги.

Нельзя было допускать ни единой ошибки.

Слишком высока была цена.

По залу прокатился взрыв смеха, и я наклонился вперед, чтобы взглянуть за колонну. Я просто не мог игнорировать притяжения, излучаемого Алексис.

Мои пальцы замерли.

Она стояла на диване, ее кожа блестела, как полированное золото, а разноцветные глаза искрились от смеха.

Засохшая кровь запеклась на ее идеально изогнутых губах, руки были перепачканы грязью, и кудри торчали во все стороны. Она выглядела как растрепанный ангел.

Я впервые встретил человека, так гармонично совмещающего в себе застенчивость и кровожадность.

В штанах стало слишком тесно, и я ослабил ремень, инкрустированный бриллиантами.

Алексис соблазнительно улыбнулась и медленно стянула одну из лямок тоги.

Я погладил себя сквозь штаны.

Я смотрел как зачарованный.

Глубокий гортанный рык Ада вывел меня из транса. Какого черта она делает?

Я встал и пнул банкетку. Люди скулили от боли, но я не обращал на них внимания.

Надо ее остановить. Если сирены увидят ее обнаженную плоть, да поможет мне Кронос, я убью их всех.

Я шел через комнату, отпихнул еще одного Спартанца в сторону.

На полпути к своей жертве я остановился.

Август остановил ее, схватив за шею.

Он душил ее.

■■■■■■

Его темные глаза искрились яростью. Он наклонился к ней и что-то прошептал на ухо, его длинные черно-белые волосы шелковым занавесом повисли между ними. Шрам агрессивной молнией взрезал скулу и нос.

■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

■■■■■■■■■■■■■

■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

■■■■■■■■■■■■

■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

■■■■■

■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■

схватил с подноса напиток и осушил в один глоток. Амброзия жгла восхитительным огнем.

Пора было приступать к работе.

Мне нужно было заманить жертву в ловушку.

Глава 21

Атака Титана

Алексис. Поздний ноябрь

Золотые лучи закатного солнца отражались в спокойном Ионическом море у побережья Корфу.

Поздний ноябрьский ветерок легкой прохладой проникал через открытые французские двери, а где-то в доме раздавался веселый мужской смех. Я лежала на своей кровати.

Мне не хотелось смеяться с тех пор, как два месяца назад я получила тот ужасающий подарок.

Не могу поверить, что завтра придется вернуться в тот ад.

Я застонала от досады, потому что время пролетало с пугающей быстротой.

Жизнь стала мучительно монотонной.

По большей части потому, что я вела себя как последняя слабачка и отказывалась от участия в симпозиумах последние два месяца.

Каждую неделю я голодала, страдала от обезвоживания, плакала, пока бежала по обледеневшей тропе; страдала без душа, потому что чувствовала себя грязной, и училась до смерти.

Возможно, Горнило хуже, чем средняя школа. Возможно.

У Джессики и Тим-Тома был свой особый стиль издевательств.

Я агрессивно запихнула в рот виноградину. Растянувшись на кровати, я строила графики по гипотезе Римана.

По радио играла классическая музыка, я откинулась на подушку.

Все выходные я пыталась расслабиться, но все время возвращалась к тревожащим меня мыслям.

Час бега? Час отжиманий? Часовой тест?

Непонятная угроза Августа все еще преследовала меня несколько недель спустя.

Я все еще не понимала, что он подразумевал под своим наказанием, потому что за последние два месяца профессор не дал ни малейшего намека на то, что он имел в виду, пока нес меня на плече, как последний варвар.

Я потирала шею и бедро, на которых остались синяки.

Странное ощущение, похожее на тошноту, появилось внизу живота, и я глубоко вдохнула через нос, ожидая, пока оно пройдет.

Запорхали темные бабочки.

Все в этом мужчине сбивало меня с толку.

Он с отвращением морщился каждый раз, когда мое имя оказывалось первым по результатам теста, и сверлил меня ядовитым взором. Умей он убивать взглядом, я бы уже лежала в гробу.

Разве профессор не должен симпатизировать лучшему студенту?

Я с отчаянием осознавала, в чем заключалась истина моего существования: я не нравилась людям.

Во мне было что-то не так.

Я была неполноценной.

Шторы трепетали от порывов ветра, тени удлинялись с заходом солнца, и я накинула капюшон толстовки для эмоциональной поддержки.

На талии храпела и ворочалась Никс.

Несколько недель назад кто-то оставил черную толстовку на стуле в моей комнате, сразу после инцидента с коробкой, и поскольку материал был до смешного мягким (никогда я еще не трогала и не носила настолько приятную вещь), она стала моей.

Особенно мне понравился рисунок – череп, показывающий миру средний палец.

В …опу этот …опный мир. Жизнь – та еще с… обака.

Я вступила в эпоху эмо.

Нет, я не хотела говорить об этом – в этом и был смысл, – но чтобы доказать свою приверженность новому стилю жизни, я пробовала браниться в уме.

Я добилась некоторого (никакого) прогресса.

Было трудно переступить через себя, потому что брань годами ассоциировалась