Кому нужны ненужные люди? - Зубофф

во-вторых, я уже говорил, что сегодня пятница и завтра и послезавтра официальные выходные, установленные трудовым законодательством. Ну и в-третьих, это нужно вам. А нужно ли это нашей организации. Я как-то привык работать с целью достижение наилучшего результата именно для целей нашей организации.

Вагрон исподлобья посмотрел на меня и процедил сквозь зубы:

— Я сам решаю, что и как должен делать каждый из вас. Вы — только инструменты для решения моих задач. Если я говорю копать землю и искать червяков длиной 10 сантиметром, то все без разговоров идут с линейкой и лопатой в указанное мной место. И ищут червяков.

— Вагрон Саареевич, а вы не заигрались в компьютерную игру о мировом господстве. Вы — наёмный руководитель, а не средневековый рабовладелец. — я не выдержал и наплевав на все последствия высказал всё, о чём думал в последнее время. — Такое ощущение, что вы купили себе деревеньку с крепостными и теперь развлекаетесь, давая изначально невыполнимые поручения, которые к тому же отвлекают от выполнения задач, стоящих перед нашей организацией. Более того, вы выдавили всех, кто работал на выполнение нашей миссии и заменили преданными лично вам. Без разницы, разбирается человек в вопросе, не разбирается. Пристроили своих друзей и родственников на руководящие должности. Проводите планомерную политику по занижению наших результатов и воспитанию у нас комплекса вины. Если вам нужны послушные марионетка, которые копают червячков, то нам с вами не по пути. Я сойду на ближайшей станции.

Исмагилов несколько секунд смотрел на меня, словно, не веря в то, что он услышал, затем крутанулся на своём кресле и ответил:

— Сергей Петрович, ну что вы говорите. Я понимаю, что вы отдали более двадцати лет госслужбе. Вы профессионал своего дела, но давайте говорить откровенно, вы ведь не будете выполнять моё поручение, если оно идёт вразрез с вашим мировоззрением?

Уняв учащённое сердцебиение и осознавая, что пути назад после сказанного нет, я продолжил:

— С чего это вы взяли? Я выполняю все поручения компетентного вышестоящего руководства. И все поручения Семёна, который компетентным руководителем не является. Мне страшно, куда идёт наша организация.

В комнате явно стало темнее, словно сама первозданная тьма росла и развивалась от слов Вагрона. Исмагилов расхохотался, звук был похож на скрежет ржавого железа.

— Страшно ему! Да ты, Сергей Петрович, как старый пёс, принюхиваешься к переменам, но укусить не решаешься. Боишься, что поводок оборвут, миску отодвинут и конуры лишат. Наша организация — это как шахматная доска, а я — гроссмейстер. Ты пешка, Сергей Петрович, всего лишь пешка, и твоё дело — шагать туда, куда я укажу. А то, что тебе страшно… Ну, знаешь ли, страх — это отличный мотиватор. Подгоняет, так сказать, к светлому будущему, которое я для всех нас строю.

Я почувствовал, как кровь приливает к лицу. Покраснели щёки, уши и даже шея. — Светлое будущее? Да мы все семимильными шагами бежим в тёмную средневековую яму! Какое светлое будущее? Вы же превратили организацию в свой личный гарем, а нас — в евнухов, прислуживающих вашим прихотям! Светлое будущее для вас, за наш счёт! — Ярость клокотала внутри меня, как лава в жерле вулкана. А в комнате становилось ощутимо темнее, я уже с трудом видел оппонента, сидевшего от меня на расстоянии вытянутой руки.

Исмагилов презрительно скривил губы:

— Гарем? Евнухи? Какие высокие слова! Ты просто завидуешь моей энергии, моей способности видеть дальше твоего устаревшего горизонта. Ты — продукт старой системы, застрявший в прошлом. А я строю новую реальность, и ты, хочешь ты того или нет, будешь частью этой реальности. Или сойдёшь на ближайшей станции, как сам сказал. Выбор за тобой. Время пошло. Ни Алексей, ни Средиземова, ни на секунду не усомнились в моём праве строить новую реальность.

В плафонах на потолке одна за другой стали перегорать лампочки, погружая в тьму кабинет Исмагилова. Единственным источником света остался уличный фонарь, внезапно замигавший за окном. Слова Вагрона резанули, как осколки стекла. Выбор? Да выбора уже нет. Пусть мой поступок будет жестом обречённого, но настало время уходить.

— Выбор у меня был раньше, Вагрон Саареевич. А сейчас — это долг. Долг перед теми, кто ещё верит в нашу миссию, перед теми, кого вы растоптали, как сорняки. Нет, я не сойду на ближайшей станции. Я ещё увижу, как ваша карточная империя рухнет. Нет ничего вечного в этом мире.

Исмагилов вновь расхохотался, но в этот раз в его смехе сквозила какая-то нервозность:

В этом мире нет, а в моём мире будет. Я вечен. Сергей Петрович. Посмотрим, кто кого. У меня в руках все карты. А ты — старая колода, которую давно пора выбросить. — Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Я развернулся и вышел из кабинета, оставив за собой лишь призрачный шлейф решимости. Начинается игра по новым правилам. И на этот раз я постараюсь не проиграть. Дверь за мной закрылась, словно крышка гроба, отрезая от мира кривых зеркал, созданного Исмагиловым. Воздух в коридоре казался спертым, пропитанным ядовитыми испарениями его лжи. Каждый шаг отдавался гулким эхом, как предвестие грядущей бури. Внутри меня созревало решение, твердое и беспощадное, как лед, моментально сковавший реку в лютый мороз.

Я вернулся в свой кабинет, словно в осажденную крепость. Вокруг царил привычный хаос бумаг, книг и недопитых чашек кофе — тихий свидетель моей прежней жизни. Но теперь все казалось чужим, отравленным ядом безразличия, которым Исмагилов пропитал каждый уголок организации. «Благими намерениями вымощена дорога в ад,» — пронеслось в голове, и я понял, что наши благие намерения и были использованы, чтобы вымостить путь к его личной власти. Исмагилов, как спрут, опутал своими щупальцами каждый кабинет, каждую должность. Слишком поздно до меня стало доходить, где находится его слабое место — это непомерная жажда власти, его маниакальная уверенность в собственной непогрешимости.

Через пять минут раздалась резкая трель телефона. Я бросил быстрый взгляд на экран. Звонила Алиса.

— Да, солнышко. Извини, я, наверное задержусь. Немного. Дай мне еще полчасика. Я понимаю, что рабочий день уже три часа, как завершён, но сосны ждут нас круглосуточно, глинтвейн будет только насыщеннее, а отвар шиповника больше настоится.

— Хорошо, хотя я не по этому делу. Что у вас случилось? Почему Вагрон выключил свет в кабинете? И он приказал мне идти к Семёну на какой-то разговор. Я впервые в жизни боюсь идти. Что мне делать?

— Не бойся. Ты умничка. Но набери меня через мессенджер, оставь трубку в режиме звонка и заходи. Я буду всё