Мятежные ангелы - Либба Брэй

— А, вот вы где, — с улыбкой говорит он. — Вы оставили для меня еще один танец?

Я не выдерживаю.

— Я подумала, что вы, пожалуй, предпочтете потанцевать с мисс Уортингтон.

Саймон хмурится.

— Танцевать с нашей хищницей Фелисити? А что, она уже слопала всех подходящих джентльменов?

Я испытываю такое облегчение при этих словах, что хохочу, несмотря на хорошее отношение к Фелисити.

— Ох, мне не следовало смеяться. Вы ужасны, Саймон.

— Да, — соглашается Саймон, вскидывая брови. — Я отлично умею быть ужасным. Хотите проверить на себе?

— Что вы имеете в виду?

— Может, прогуляемся?

— Ох, — вздыхаю я. — Но сначала я должна спросить у миссис Боулс.

Саймон улыбается.

— Это же просто прогулка. К тому же взгляните, как она наслаждается танцем! Зачем портить ей удовольствие?

Мне не хочется огорчать Саймона, заставлять его думать, что я слишком скучная особа. Но уходить с ним вдвоем — неприлично, и я не знаю, что делать.

— Но мне действительно нужно ей сказать…

— Отлично, — кивает Саймон.

Улыбнувшись и извинившись, он уходит куда-то. Ну вот, я добилась своего. Я его оттолкнула. Но Саймон возвращается с Фелисити и Энн.

— Теперь вы в безопасности. Ну, по крайней мере, вашей репутации ничто не грозит. Насчет моей собственной я не так уверен.

— Что здесь происходит? — резко спрашивает Фелисити.

— Если вы, леди, согласитесь отправиться со мной в бильярдную, вы сами скоро все узнаете, — говорит Саймон и исчезает.

А мы, выждав приличную паузу, тоже идем вверх по лестнице, к бильярдной комнате Уортингтонов. И если прежде меня пугала возможность остаться наедине с Саймоном, то теперь я вдвойне полна сомнений из-за того, что вместе с нами окажется Фелисити.

— Что вы задумали, Саймон? — спрашивает Фелисити, и от того, что она называет его просто по имени, у меня внутри все сжимается.

Саймон подходит к книжному шкафу и снимает с полки какой-то том.

— Вы намерены почитать нам это? — Фелисити морщит носик.

Она толкает белый шар, и тот катится по зеленому сукну бильярдного стола. Налетев на аккуратный треугольник шаров в центре, он заставляет их раскатиться в стороны и удариться о бортики.

А Саймон тем временем просовывает руку в дыру, образовавшуюся на месте снятой книги, и достает бутылку с густой зеленой жидкостью. Это совсем не похоже на те ликеры, которые мне до сих пор приходилось видеть.

— Что это такое? — спрашиваю я, едва ворочая пересохшим языком.

Губы Саймона изгибаются в коварной улыбке.

— Маленький подарок зеленой феи. Уверен, вы сочтете ее весьма приятной особой.

Я по-прежнему чувствую себя смущенной и растерянной.

— Это абсент, — объясняет наконец Саймон. — Напиток художников и безумцев. Поговаривают, что в стаканчике абсента живет сама зеленая фея и что она уносит вас в свое жилище, где можно увидеть самые необычные и прекрасные вещи. Хотите попробовать оказаться в двух мирах одновременно?

Я не знаю, то ли рассмеяться при этих словах, то ли расплакаться и начать ругаться.

— Ох, — встревоженно говорит Энн, — мне кажется, нам лучше вернуться в зал. Нас наверняка вот-вот хватятся.

— Мы скажем, что уходили в гардеробную, чтобы починить разошедшийся шов на твоем платье, — заявляет Фелисити. — Мне очень хочется попробовать абсент.

Но мне совершенно не хочется пробовать этот самый абсент. Ну, разве что капельку… Вот если бы знать, как он может на меня подействовать… Я боюсь оставаться здесь, но я не хочу и уходить, позволяя Фелисити экспериментировать наедине с Саймоном.

— Я бы тоже попробовала, — неуверенно произношу я.

— Дух приключений, — смеется Саймон. — Это я люблю.

Снова сунув руку за книги, Саймон извлекает на свет большую плоскую ложку с поперечными щелями. Потом наливает из графина полстакана воды. Поставив стакан на стол, он кладет на него сверху странную ложку. Затем изящным жестом достает из кармана кубик сахара; сладкий кусочек он кладет на дырявую ложку.

— Зачем все это? — спрашиваю я.

— Чтобы убрать полынную горечь.

Густой, как живица, зеленый, как весенняя трава, абсент медленно льется на сахар, постепенно растворяя его. А в стакане при этом творится прекрасная алхимия. Зелень расплывается молочно-белыми клубами. Это невероятно.

— Как это происходит? — спрашиваю я.

Саймон выуживает из кармана монетку, кладет ее на ладонь — и тут же показывает мне пустую руку. Монетка исчезла.

— Магия, — говорит он.

— Дай-ка взглянуть, — говорит Фелисити и протягивает руку к стакану.

Но Саймон перехватывает стакан и протягивает его мне.

— Сначала леди, — говорит он.

Фелисити меняется в лице, как будто получив плевок. Это очень, очень грубо, и это отчаянно разозлит Фелисити, но мне приходится поддержать выходку Саймона, потому что я не в силах устоять перед искушением: я должна подтвердить, что он выбирает меня. Рука дрожит, когда я беру стакан. Мне почти всерьез кажется, что странный напиток превратит меня в лягушку. Даже его запах одурманивает, как запах лакрицы, смешанной с мускатным орехом. Я делаю глоток и чувствую, как абсент обжигает горло. Как только я проглатываю напиток, Фелисити выхватывает у меня стакан и тоже пьет. Потом передает стакан Энн, и та делает крошечный глоточек, едва смочив губы. И наконец стакан переходит к Саймону, а от него — снова ко мне. И так он обходит круг трижды, пока не пустеет окончательно.

Саймон носовым платком тщательно вытирает стакан и снова прячет все за книгами, восстанавливая прежний порядок. Затем он делает шаг ко мне. Фелисити встает между нами и обнимает меня за талию.

— Спасибо, Саймон. А теперь, полагаю, нам лучше заглянуть в гардеробную, чтобы наша история выглядела более правдоподобной, — говорит она, и в ее глазах вспыхивает странное довольство.

Саймона не радует такой поворот дел, насколько я вижу. Но он кланяется и позволяет нам уйти.

— Не замечаю, чтобы я почувствовала что-то особенное, — говорит Энн, когда мы добираемся до гардеробной и обмахиваемся веерами, предоставив горничным искать воображаемые прорехи на наших платьях.

— Это потому, что ты почти ничего и не выпила, — шепчет Фелисити. — А я себя прекрасно чувствую!

Меня охватывает приятное тепло, в голове странная легкость, мне кажется, что все вокруг прекрасно и ничего дурного никогда не может случиться со мной. Я улыбаюсь Фелисити, ничем больше не огорчаясь и лишь наслаждаясь нашей общей неосмотрительностью. Почему совместные тайны сближают, причем так сильно, что эту близость не хочется терять?