Кровь Геркулеса - Жасмин Мас

Терос извернулся и повалил меня на песок. Широко раскрытые серые глаза были полны безумия. Он сел сверху.

Руки сжали шею: он душил меня.

Я ударила его кулаками в лицо, и осколки костей вспороли ему кожу.

– Жалкий трус! – прокричала я.

Кровь хлынула вниз.

Он сильнее сжал мою шею.

Задыхаясь, я заставила себя улыбнуться.

– Теперь все… знают… – я задыхалась. – Какое ты… чудовище. – Я хрипло и злорадно рассмеялась.

Раздув ноздри от ярости, он зарычал и занес кулак.

Боль взорвалась в моей груди, но Терос застыл на месте. Он сидел с занесенным кулаком, словно собирался ударить, но не двигался с места.

Острая боль пронзила мою грудь. Но я не понимала ее источника.

Полыхающая агония.

С трудом дыша, я схватилась за грудь.

Неужели у меня сердечный приступ?

Терос начал кричать.

Его глаза закатились, с губ капала пена, он бился в конвульсиях.

Агония в груди нарастала.

Терос закричал громче. Отчаянно и страшно.

Словно в замедленной съемке он повалился спиной на песок. Его щит рассыпался, и внешний мир снова обрел четкость.

Десятки Спартанцев собрались возле нас, окружая. Они пристально смотрели на меня сверху вниз.

Олимпийцы шагнули вперед, но две фигуры отбросили их назад.

– Не подходи к ней! – крикнул кто-то. Завязалась потасовка, и, рыча от боли, Спартанцы принялись защищаться от нападавших.

Терос взвыл громче, падая на землю.

– Алексис! – Патро опустился передо мной на колени, загораживая собой суматоху. – Остановись, отпусти его! – кричал он мне.

Ахиллес стоял рядом с ним с яростным выражением лица.

О чем он говорит?

Терос издал пронзительный крик.

– Постарайся дышать медленнее, – сказал Патро, верно распознав застывшее на моем лице замешательство. – Представь, что боль в груди рассеивается. Просто сосредоточься на каждом вдохе. – Он глубоко вдохнул, призывая меня следовать его примеру.

Я повторила за ним.

Постепенно колющая боль в груди стихла.

Ужасное давление ослабло.

Терос затих. Он слабо застонал и медленно сел на песке, дрожа всем телом.

– Отличная работа, у тебя получается, – сказал Патро, поглаживая меня по спине. – Вот так, умница. Я так горжусь тобой.

Я прижалась к нему.

– Она… Она… Она испо… – заикаясь, проговорил Терос, отползая от меня. Пена все еще капала у него изо рта.

Я уставилась на него и оскалилась.

Он вскрикнул.

– Не беспокойся о нем, он не имеет значения, – успокаивающе сказал Патро. – Сосредоточься на моем голосе и делай глубокие вдохи, пока боль в груди полностью не исчезнет. Вот так. У тебя получается. В отличие от Олимпийцев, наша сила в сердце.

Какая сила?

Я рвано кивнула и продолжала медленно дышать, прислонившись к нему, хотя ничего не понимала.

– Она… Она… Она, – кричал Терос между приступами кашля, указывая на меня. – Ее глаза были налиты кровью, она одна из них, она пыталась меня убить, арестуйте ее, она чудовище, она…

– ТИШИНА! – от грозного голоса по телу пробежали мурашки.

Над Колизеем повисла гробовая тишина, и люди вокруг нас перестали сражаться.

Можно было услышать, как падает булавка.

– Что… это значит? – Аид тщательно выговаривал каждое слово, медленно шагая по песку к нам. Вокруг его ног клубился черный туман.

Никто не двигался.

Никто не дышал.

В полуночно-черных глазах мелькнуло предостережение.

– Советую объяснить мне прямо сейчас, что я только что увидел.

Патро сглотнул и встал передо мной. Его тело заслонило меня от взгляда Аида.

– Наша подопечная, Алексис Хёрт, – громко заявил Патро, голос его звучал уверенно, – исчезла вчера вечером во время хаоса на Балу Дебютантов вместе с моей сестрой, Еленой Афродитой… Они обе прибыли сюда сегодня утром.

Терос задохнулся от удивления, услышав фамилию Елены, а затем заскулил от боли. Все зашептались.

Хорошо, надеюсь, он осознает, что его дни сочтены. Они заставят его заплатить за причиненную ей боль.

Патро продолжил:

– Моя сестра в шоке и пытается прийти в себя, но, судя по тому, что она мне рассказала, этот человек напал на них, – он указал на Тероса, из глаз которого текла кровь. – Алексис пожертвовала собой, чтобы спасти мою сестру, а затем телепортировала себя и сестру в безопасное место.

Шепот усилился.

Патро прочистил горло и глубоко вздохнул.

– Мы увидели, как Алексис дала отпор Спартанцу, напавшему на мою сестру. И во время стычки ее глаза налились кровью. Она активировала Хтонические силы, о которых даже не подозревала, и, судя по тому, что я увидел… Я считаю, что ее кровь и является источником ее силы. Она может причинять другим боль с ее помощью.

Что?

Патро посмотрел на меня с умоляющим выражением лица, словно надеялся, что я пойму нечто недосказанное.

Шепотки перешли в крики.

Зевс отшатнулся, словно от удара, вокруг него бешено заискрилось электричество.

– Она могущественная Хтоническая наследница, и она спасла Елену! – гордо воскликнул Патро и поднял кулак в воздух. – Она – герой! – Ахиллес встал рядом с ним в ту же позу.

Крики перешли в рев, и вся Спарта забурлила.

Терос застонал.

В левом ухе резко зазвенело.

Я уставилась на свои изуродованные руки: осколки костей виднелись сквозь разодранную кожу. Все кружилось.

Я резко вдохнула.

Боже мой.

Нет.

Пожалуйста, нет.

Осознание обрушилось на меня, словно град ударов. Я поняла, что Патро имел в виду, говоря о силе в сердце. Вот почему я чувствовала давление в груди, когда связала себя клятвой с Пушистиком-младшим, хотя все остальные дебютанты говорили о пульсации в голове.

Патро говорил, что Олимпийцы ощущают свою силу иначе, чем он и Ахиллес.

Я была похожа на них.

Я была Хтоником.

Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.

Боже, помоги мне.

Лишь четыре раза в моей жизни я чувствовала ту же ослепительную боль, что и сегодня.

Первый.

Приемная Мать умерла после того, как я расцарапала ей лицо окровавленными ногтями. Она кричала что-то о красноглазом дьяволе, глядя прямо на меня.

Второй.

Парни умоляли и бились в конвульсиях во время Бойни, пена стекала с их губ после того, как я расцарапала их окровавленными пальцами. Они с ужасом смотрели на меня. Красное свечение отражалось в тумане.

Третий.

Кристос плескался в воде с пеной у рта. Он кричал и пытался отплыть от меня подальше, лишь раз подержавшись за мою руку.

Четвертый.

Сирена вздрогнула, порезавшись о нож, измазанный в моей крови. Вскоре после этого она умерла.

Каждый раз я чувствовала мучительную боль в груди, словно у меня начинался сердечный приступ.

Но это была не паника.

Я убивала их.

Вот только тогда рядом со мной не оказалось никого, кто смог бы успокоить меня и