Се плоть моя… Се кровь моя. Одесские рассказы и не только - Алексей Геннадьевич Ивакин

засохшей крови. Вот кальсоны – разорваны почти в клочья и тоже заскорузли. Вот еще одна рубаха – огромная дыра в груди, сухие струпья отваливаются мелкими кусками, и тут же красную пыль уносит ветер.

Пожилые усатые мужики с утра разводили костры, на которых грелись огромные котлы. Пока девчонки завтракали овсянкой, мужики толстыми палками мешали в кипятке белье. Время от времени они поднимали на палках кальсоны и рубахи. Те свисали грязной лапшой и плюхались обратно в кипяток. Пахло хлоркой и чем-то еще.

Кипяток сливался, черные ручьи искали себе путь, и вонючими толстыми змеями вода искала низины.

На один комплект белья полагалось двадцать граммов хозяйственного мыла. После стирки, пока белье еще мокрое, его надо протереть специальным мылом «К». Специальное, потому что против вшей. Когда удавалось найти генераторы и топливо к ним – девчонки отдыхали. Белье загружали в АПК – автомобильные пароформалиновые камеры. Там уже белье само дезинфицировалось и дезинсекцировалось. В эти редкие моменты у девчат была или политинформация, или боевая подготовка.

А в первый вечер она плакала, потому что от боли в суставах пальцы не сгибались. Но в первый же вечер пришли к ней в дремоте братья, уже не такие грязные, и они уже улыбались, поэтому она уснула…

* * *

Бабушка кинула еще один кусочек хлеба, но он почему-то не долетел до кромки воды. Утки выскочили на бережок и побежали к еде, но тут самый крупный и самый красивый селезень вдруг громко крякнул, остановился, завертел головой, крякнул еще громче. Стая, как по команде, развернулась и бросилась прочь. А селезень остался на берегу и, широко расправив крылья и растопырив ноги, заковылял по берегу. Стая торопливо отплывала. Зашуршали кусты прошлогодней сухой травы. Оттуда вылез здоровенный черный кот. Мягко переступая лапами, он, не отводя взгляда от селезня, медленно направился к птице. Хвост кота подергивался. Глаза горели предвкушением. Селезень нервно оглядывался на стаю, отплывавшую от берега. Он еще шире распахнул крылья и зашипел. Кот заурчал в ответ.

– А ну пошел прочь, фашист! – вскочила девочка и кинула в кота куском булки.

Кот подпрыгнул, в высшей точке прыжка извернулся на сто восемьдесят градусов, одновременно муррявкнул и исчез в траве. Селезень, вместо того чтобы сбежать, бросился вдруг за котом, хлопая крыльями и привставая на перепончатые цыпочки. Впрочем, далеко он не побежал. Убедившись, что кот пропал в кустах, селезень мгновенно слопал хлеб. Затем, змеино изогнув шею, бросился к спасительной воде. По пути наткнулся на кусок, брошенный бабушкой, но есть его не стал, а призывно закрякал, не забывая оборачиваться на кусты, в которых исчез враг. Стая по команде развернулась к берегу.

Селезень наступил на хлеб, дождался, когда стая подплывет. Когда один из других селезней попытался подойти к нему, герой снова расправил крылья, а другой резко прыгнул в воду. А вот серой уточке он хлеб отдал.

Все это произошло за несколько секунд.

– Знаешь, почему селезни такие красивые, а уточки такие серые? – сказала бабушка.

– Нет…

– Когда прилетит коршун, первым делом он увидит селезня. И пока селезень будет биться, уточка с утятами спрячутся.

– И семья останется без папы?

– Да. А сейчас ты сделала так, чтобы у семьи был папа. Ты спасла утиного папу для утиной семьи.

– А почему тогда моего папу никто не спас?

– Твой папа был шахтером.

– А твои братья?

– А мои братья были солдатами.

* * *

– Телогрейки привезли. Полтонны, – сказала лейтенант Федосеева.

Капитан Каменев поморщился. Он не любил, когда привозили телогрейки. Белье, гимнастерки – это понятно все. А вот телогрейки, да еще от похоронной команды…

Да, даже в Германии приходилось отступать. Вроде бы взяли очередной «дорф», но нет, откуда-то ударят окруженцы или фольксштурм, отрежут наших. Бой идет. Конечно, трепыхающихся фрицев отрежут от своих и перережут, но солдаты будут лежать в телогрейках несколько десятков часов. А потом пока то, пока се…

Когда проползут санитары, вытаскивая всех, с бьющимися сердцами…

Когда пройдут саперы, а это обязательно, даже если по полю боя несколько суток туда-сюда бегали то эсэсовцы, то гвардейцы и ползали то «тигры», то ИСы…

Когда пройдут трофейщики, собирая казенное и чужое имущество…

Потом уже пойдет похоронная, сгребая лопатами разорванное и горелое. Похоронная достает книжки и снимает ватники, пропитанные запахом смерти.

– Поднимай девок, – сказал Каменев. Вышел из палатки. Федосеева вышла за ним. Над ночной Германией полз туман.

– Копать?

– Копать.

Осколки, вросшие в тело Каменева под Ростовом-на-Дону еще в декабре сорок первого, не давали ему распрямиться. Так он и ходил, скособоченный.

– А? – лейтенант Федосеева показала подбородком на палатку.

– Я сам решу, что мне делать.

Через десять минут банно-прачечный батальон в полном составе копал ямы в германской земле. Почти в полном, потому что капитан Каменев не мог физически. Он даже сидеть не мог нормально. И даже спать с женщинами не мог нормально, потому что стеснялся своего кривого бока. Капитану было стыдно командовать блядско-половым-борделем – как называли банно-прачечный батальон остроязыкие. А еще ему было стыдно за то, что в его жизни был только один бой.

Он не видел войны, он видел только ее результаты. Окровавленное и обосранное белье. Все. Вся война. Больше ничего, кроме того короткого боя под Ростовом.

И если бы не та, голенастая и большеглазая. Один раз холодное дуло трофейного вальтера коснулось виска. В тот момент голенастая и пришла с докладом.

А вчера она сказала, что ждет от тебя, капитан, ребенка.

– Копайте, девочки, копайте!

Копал и его будущий ребенок. Капитан хотел жениться и родить девочку, потом мальчика, потом опять девочку, потом еще мальчика. А еще лучше – рожать каждый год. Да, убивать легко. Когда немецкие «штуки» накрыли его батальон в сорок четвертом, зачем-то погибли семнадцать девчонок. Значит, ему, капитану Каменеву, надо родить семнадцать детей.

* * *

– А зачем вы ямы копали? Я не понимаю…

– Когда ребята мертвые лежат – одежда пропитывается трупным запахом. А он не отстирывается. Чем мы его только не пробовали вначале – и каустической содой отмывать, и мылом «К», и обычным. Ничего не помогало. Потом один дядька посоветовал, что надо закапывать одежду на три дня в землю. Земля органику вытягивает. А вот если бензин там или керосин авиационный – нет.

– А капитан Каменев – это мой дедушка?

Селезень внимательно смотрел, как его стая плыла за очередной порцией хлеба. Издалека сердито смотрел на уток черный кот.

* * *

Второй бой был короче первого.

Капитан Каменев схватил пулю в лоб, когда