Война Империй. Книга первая. Безжалостная тактика крепких позиций - Андрей Андреевич Медведев

Отныне впредь не предпринимать никаких явных, ни тайных враждебных действий против России.

Не производить и не потворствовать грабежам, разбоям и захватам ни в степи, ни на Каспийском море, и в случае, если бы таковые грабежи произведены были подвластными Хиве племенами, то предавать виновных немедленному наказанию, а ограбленное имущество возвращать по принадлежности.

Не держать в неволе русских пленных и ответствовать за всякую безопасность и за сохранность имущества всякого российского подданного, могущего быть в хивинском владении.

В случае смерти в хивинских владениях российского подданного, отпускать в целости оставшееся после него имущество российскому пограничному начальству, для передачи его наследникам.

Не допускать беглецам и мятежникам из российских подданных укрываться в хивинских владениях, но выдавать их российскому пограничному начальству.

С товаров, привозимых российскими купцами, в хивинские владения, взимать пошлину единожды в год и не свыше пяти процентов с действительной цены оных.

С товаров, принадлежащих российским купцам и отправляемых в Бухару или в другия азиятские владения через реку Сыр, или с привозимых сим путем обратно, никаких пошлин не брать.

Не делать никаких препятствий караванной торговле азиятских владений с Российскою империею, взимая однако с них по закону зякет.

Поступать вообще во всех случаях, как подобает добрым соседям и искренним приятелям, дабы более и более упрочить дружественные связи с могущественною Российскою империею.

В удостоверение чего мы утвердили сей акт нашею золотою печатью и вручили оный уполномоченному со стороны могущественной Российской империи, высокородному подполковнику Данилевскому. Дан в 1258 году эгиры, в месяце мухарреме».

11 февраля 1843 года русские дипломаты вернулись из Хивы и благополучно достигли крепости Илецкая Защита. Таким образом, миссия Данилевского завершилась успехом русского правительства. Русские купцы были допущены на хивинские рынки, и некоторые воспользовались этой возможностью, чтобы ближе узнать потребности хивинцев и местные средства торговли. Сказать, что это была большая экономическая победа, нельзя. Торговать невольниками хивинцы прекратили лишь на время, а потом вновь стали принимать живой товар от туркменских кочевников. С русскими купцами тоже вышло так себе: постепенно их перестали пускать на рынки и снова стали притеснять при любой возможности. Мало кому известен такой факт: чтобы препятствовать разбоям прикаспийских туркменов, русские военные суда постоянно вели охрану побережья южной части Каспийского моря, а военная база у русских судов была в персидском Астрабадском заливе. Так что те, кто в 1990-е и начале 2000-х снисходительно посмеивался, слыша о том, что Российская Федерация укрепляет военную флотилию на Каспии, просто не знали истории русского военного присутствия в регионе.

Не прошло и года после миссии Данилевского, как хивинское правительство стало явно покровительствовать известному мятежнику, киргизу Кенесары́ и разбойнику Кутебарову (помните, у Виткевича в письме «Кутебаровы дети»?), скрывавшимся в пограничных хивинских владениях. Возобновился грабеж русских купеческих караванов. Апофеозом всего стала ситуация, когда русскому послу полковнику Николаю Игнатьеву, который прибыл в Хиву в 1858 году, хан и его министры заявили, что они содержания акта, заключенного ими же в 1842 году с полковником Данилевским, «не помнят» и даже «не нашли его в своих канцеляриях…».

Трудный и трагический раунд Большой Игры 1830-х – начала 1840-х годов закончился вничью. Русские потеряли Персию, но сохранили за собой – условно, конечно, – Среднюю Азию. Англичане получили контроль за Персией, но потеряли Афганистан. И Первая англо-афганская война стала прямым следствием активности русской дипломатии в регионе. И эта ситуация повторится еще не раз.

Qui perd gagne[203] Крымской войны

Эту главу придется начать со скучных унылых цифр, которые тем не менее дают понимание, чем для России был рынок Средней Азии и, наоборот, чем российская экономика была для этого региона. Разобраться в этом стоит, это и правда важно, потому что тогда становится ясно, почему Россия так остро реагировала на попытки англичан влезть в этот регион.

В начале 19 века российская промышленность развивалась довольно активно. Принято считать, что до реформы 1861 года Россия была практически аграрной страной, в которой почти не было ни фабрик, ни железных дорог, ни заводов. Это, конечно, не совсем так, хотя процесс развития российской промышленности происходил, очевидно, куда медленнее, чем того требовали обстоятельства и объективная экономическая реальность.

C 1804 по 1825 год количество промышленных предприятий в Российской империи выросло с 2402 до 5261, а к 1860 году увеличилось еще в три раза, до 15 388. Соответственно, увеличивалось и количество рабочих: в 1804 году – 95,2 тысячи, в 1825-м – 210,6 тысячи, в 1860-м – 565,1 тысячи.

Хлопчатобумажная промышленность развивалась активнее прочих отраслей – и тяжелой промышленности, и особенно металлургии, и, конечно, инфраструктурные проекты практически отсутствовали. Российская империя на мировом рынке была скорее поставщиком сырья и сельскохозяйственной продукции. Соответственно, перед правительством империи постоянно стоял вопрос о рынках сбыта и об источниках сырьевых ресурсов. И совершенно естественным образом многие русские экономисты того времени приходили к мысли о том, что раз России в Европе трудно конкурировать с куда более развитыми промышленно Англией или Францией, то государства Центральной Азии или Китай могут стать рынками сбыта русских товаров.

В 30-е годы 19 века резко сократился экспорт из России холста при одновременном падении цен на него. Около 60 % экспорта холста приходилось на США, но в 40-е и 50-е годы английские и немецкие компании практически вытеснили русских фабрикантов с этого рынка. В экономическом исследовании А. Семенова «Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и промышленности с половины 17-го столетия по 1868 год» говорилось, что экспорт льняной и пеньковой пряжи стал «ничтожен в сравнении с отправлением из Великобритании, где машинное прядение сделало в новейшее время значительные успехи. Вывоз английской машинной пряжи, вырабатываемой большей частью из русского льна, простирался уже около 1850 г. до 500 тыс. пудов на 5 млн руб. сер. и потому при возрастающем употреблении машинной пряжи наша ручная не может с ней соперничать ни в дешевизне, ни в доброте, хотя и теперь по сравнению цен пряжи пеньки и льна излишек, остающийся за прядение, ничтожен и не вознаграждает труд работника… Это подтверждает невозможность теперь нам выдержать соперничество с льняными иностранными изделиями, при употреблении там машинной пряжи»[204].

То же самое происходило и в торговле полотняными изделиями, в США строили собственные фабрики, да и англичане предлагали более качественный товар, вывоз полотна в США за 20 лет сократился более чем на две трети. Падал экспорт и металла, и металлических изделий, потому что «обширное развитие железного производства в Англии… дешевизной своей вытеснило русское железо