О войне. Важнейшие принципы войны - Карл фон Клаузевиц

или насколько можно ослабить противника посредством наступления; но ведь результат зависит не от того, как завязан узел, а от того, как он развяжется. Часто допускается и грубое смешение понятий, когда под всяким наступлением разумеют неожиданное нападение и, следовательно, оборону представляют себе лишь в образе бедствия и смятения.

Правда, завоеватель предрешает войну раньше, чем это делает безмятежный обороняющийся, и если завоевателю удастся достаточно сохранить в тайне свои мероприятия, он может захватить оборону врасплох. Но это представляет собою нечто совершенно чуждое войне; так быть не должно. Война существует больше для обороняющегося, чем для завоевателя; ведь только нападение вызывает оборону и вместе с ней войну. Завоеватель всегда миролюбив (как это всегда и утверждал Бонапарт). Он более охотно предпочел бы мирным путем занять пределы нашего государства; чтобы он этого сделать не мог, мы должны хотеть войны и, следовательно, к ней подготовляться, т. е. другими словами: именно слабые, обреченные на оборону, и должны быть всегда во всеоружии, дабы не подвергнуться внезапному нападению; таково требование военного искусства.

Впрочем, более раннее появление на театре войны в большинстве случаев зависит не от наступательных или оборонительных намерений, а от совершенно иных обстоятельств. Если выгоды нападения достаточно велики, тот, кто готов раньше, и берется наступательно за дело именно по причине своей готовности; тот же, кто запаздывает в своей готовности, может до известной степени уравновесить грозящий ему ущерб лишь выгодами обороны.

Возможность так прекрасно использовать упреждение в готовности надо вообще рассматривать как преимущество наступления, что нами и было уже признано в третьей части[146]. Но это общее преимущество не является существенной необходимостью в каждом конкретном случае.

Таким образом, если мы мыслим оборону такой, какой она должна быть, то она будет рисоваться нам имеющей в возможной готовности все средства, армию, отвечающую требованиям войны, полководца, выжидающего неприятеля не вследствие растерянности и страха, а хладнокровно, по свободному выбору, крепости, не страшащиеся никакой осады, наконец, здоровый народ, не боящийся врага более того, чем последний его опасается. С такими атрибутами оборона, пожалуй, не будет уже играть особенно жалкой роли по сравнению с наступлением, и последнее не будет представляться таким легким и неотразимым, каким оно рисуется в глазах тех, кто с наступлением соединяет мысль о мужестве, силе воли и подвижности, а с обороной – лишь картины бессилия и паралича.

Глава VI

Объем средств обороны

Во второй и третьей главах этой части мы показали, каким естественным превосходством обладает оборона в использовании тех данных, которые определяют тактический и стратегический успех, помимо абсолютного численного перевеса и достоинств вооруженных сил, а именно: выгод, предоставляемых местностью, внезапности нападения с разных сторон, содействия, оказываемого театром войны, поддержки со стороны народа, использования крупных моральных сил. Теперь нам кажется полезным бросить взгляд на сумму тех средств, которые до известной степени следует рассматривать как устои различного рода, поддерживающие все здание обороны.

1. Ландвер. За последнее время им стали пользоваться также и за пределами собственной страны при наступлении по неприятельской территории, и нельзя отрицать, что во многих государствах, например в Пруссии, его организация такова, что на него приходится смотреть почти как на часть постоянной армии; следовательно, он относится к средствам не только обороны. Однако не следует упускать из виду, что очень энергичное использование ландвера в 1813, 1814 и 1815 гг. имело своим источником войну оборонительную и что ландвер, будучи лишь в очень немногих странах устроен так, как в Пруссии, по необходимости явится при малейшем несовершенстве своей организации более пригодным для обороны, чем для наступления. Кроме того, в самом понятии ландвера всегда заключается мысль о чрезвычайном, более или менее добровольном участии в войне всей народной массы, с ее физическими силами, достоянием, духовным складом. Чем больше организация ландвера удаляется от этого представления, тем больше последний будет приближаться под другим названием к постоянной армии, тем больше он будет обладать ее преимуществами, но при этом лишится преимущества подлинного ландвера – охвата масс, – гораздо более обширного, хотя и недостаточно определенного, но легко могущего еще более возрасти под влиянием состояния духа и настроений. В этом и заключается сущность ландвера; организация должна оставлять широкий простор сотрудничеству всего народа; в противном случае, ожидая от ландвера особых достижений, мы будем гоняться лишь за призраком.

Тесная связь между так понимаемым существом ландвера и обороной очевидна, и столь же очевидным является то, что такой ландвер всегда должен быть скорее отнесен к обороне, чем к наступлению; и, конечно, те стороны ландвера, которые заставляют нас предпочитать наступлению оборону, выскажутся полнее в последней.

2. Крепости. Влияние крепостей наступающего ограничивается ближайшим к границе районом и проявляется лишь в слабой степени; у обороняющегося оно распространяется и в глубину его территории, поэтому у него играют роль несколько крепостей, и воздействие их имеет гораздо большую интенсивность. Крепость, вызвавшая и выдержавшая настоящую осаду, несомненно, ложится более тяжелым грузом на чашу весов войны, чем такая, укрепления которой лишь устраняют мысль о захвате данного пункта, т. е. не отвлекают на себя сил противника и не уничтожают их.

3. Население. Хотя влияние отдельного жителя театра военных действий на ход войны большей частью заметно не более, чем воздействие капли воды в составе целого потока, все же даже в тех случаях, когда нельзя говорить ни о каком народном восстании, общее влияние, которое имеют жители страны на войну, весьма значительно. В своей стране все идет гораздо легче, конечно при предпосылке, что настроение подданных этому понятию[147] не противоречит. Все поставки, и крупные и мелкие, делаются неприятелю лишь под давлением ясно чувствуемой силы; последнюю приходится отрывать из состава армии, которая затрачивает для этого много людей и усилий. Обороняющийся получает все – если и не всегда так добровольно, как это имеет место в случаях восторженного самоотвержения, то по проторенной дороге гражданского послушания, являющегося второй природой обывателя; да и это послушание поддерживается совсем иными, исходящими уже не от армии, а от правительства мерами устрашения и принуждения. Но и добровольное содействие, вытекающее из искренней преданности, несомненно, будет весьма значительным, поскольку оно всегда проявится в тех случаях, когда не требуется никаких жертв. Отметим здесь хотя бы один пункт, имеющий огромное значение для ведения войны, это – осведомление; мы имеем в виду не столько те единичные крупные и важные данные, о которых доносят агенты разведки, сколько бесчисленное множество мелких соприкосновений с неизвестностью, в которые вступает каждодневная служба армии; именно в этой области хорошие отношения с населением дают обороняющемуся общее преимущество перед нападающим.