Избранное. Романы и повести. 13 книг - Василий Иванович Ардаматский

прийти в голову на передней стенке пианино карельской березы нарисовать медальонный пейзаж — пастораль с пастушкой? Или — когда и чей стол украшала ныне, в век «шарика», бездействующая бронзовая чернильница в виде двух львов, сплетшихся в смертельной схватке? Сараев тщетно попытался ее приподнять… Или — кто мог заказать вылить из бронзы эту сильно откормленную, с оголенными грудями даму, почему-то державшую в руках нептуновский трезубец, да еще выгравировать на постаменте «В день ангела К. П. Явись и стань мне беспощадным палачом!»??? Бред какой-то…

Кичигин меж тем уже умывался перед завтраком, напевая арию из «Сильвы».

Завтрак длился до полудня и, как было условлено, проходил вперемежку с делом. Выпивки было всего чуть-чуть, а под очень вкусную еду директор и главный инженер сделали сообщение о положении дел на своем новом, только начинавшем действовать заводе. Бедствием у них стал брак, который, по мнению директора, происходил из-за недоброкачественного сырья, поставляемого заводу. Главный инженер считал, что причина не одна, но назвать другую уклонился, он вообще держался как-то странно: когда директор давал свои пояснения, он отрешенно глядел в тарелку, а когда Сараев попросил его высказать свои соображения, заговорил неохотно и все время повторял, что все, мол, сказал директор. Сараев эту ситуацию усек. Как и то, что Кичигин во всем поддерживает директора. В свою очередь, и директор не скупился на комплименты Кичигину, то и дело вспоминая его ценные указания, полученные в прошлый его приезд на завод.

— Я приезжал сюда, когда у них еще шел монтаж оборудования, — стал рассказывать Кичигин Сараеву. — И представляете, иду по главному цеху и думаю, дай-ка посмотрю, как будет происходить движение производственного цикла. В это время монтажники как раз распаковали станок и готовились ставить его на фундамент. Гляжу и холодею: батюшки, этот же станок совсем не отсюда!

— Верно! Верно! — подхватил директор так радостно, будто в том, что обнаружил тогда Кичигин, было крупное производственное достижение. — Недогляди тогда Кузьма Аверкиевич, и пришлось бы потом переставлять станки. Представляете, какая получилась бы канитель…

— Давайте выпьем за эту удачу! — смеясь, предложил Кичигин, но директор, очевидно, знал застольную слабину гостя, никак на его предложение не отозвался и вместо этого стал пояснять Сараеву, в чем особые сложности производства агрегата, которым будет занят его завод. Сараева это разозлило — он был многосторонним производственником и, прежде чем прийти в главк, сам был директором завода, он не хотел слушать такие азы… И вообще что-то директор все больше был ему не по душе: Сараев не терпел людей, которые отделываются общими фразами, где следовало бы назвать техническую деталь или конкретную техническую проблему.

— Какие у вас станки? — спросил он у директора.

— В каком смысле — какие?

— В самом элементарном — чье производство, каково их техническое наименование по индексам?

— Борис Евсеевич, какие у нас там станки? — небрежно обратился директор к своему главному инженеру, и тот уже начал отвечать, но Сараев поднял руку:

— Не надо, сам посмотрю… А вам, — повернулся он к директору, — следовало бы самому знать.

Директор глянул на Кичигина, и во взгляде этом был вопрос: чего это он на меня кидается? Уволь-ка меня от этого…

Кичигин рассмеялся:

— Сергей Антонович давно не видел живого станка, стосковался. И кстати, что-то не верится — неужели вы, когда были директором завода, знали все станки своего завода?

— Знал, — твердо ответил Сараев и, помолчав, обратился к главному инженеру: — Вы изучали, где у вас чаще всего происходит брак?

— У меня тут с собой есть все данные, — вскочил инженер, чтобы взять в передней свой портфель.

— Бумажки завтра, — строго остановил его директор.

— Нет, почему же? — вмешался Сараев. — Сегодня нам абсолютно нечего делать, и я с удовольствием посмотрю… бумажки…

Инженер сходил за портфелем и, вынув оттуда пухлую папку, положил ее перед Сараевым.

— Ну что же, тогда завтрак будем закруглять? — спросил директор. — А то мне ведь еще надо и на завод.

Он позвал официантку и, уединившись с ней в передней, расплатился.

— Ну что ж, товарищи, — вернулся он к столу, — теперь вы с дороги отдохните, а часов в пять я позвоню вам, может, мы что придумаем на вечер, я просил наших попробовать достать билеты в театр. Всего, товарищи. Пошли, Борис Евсеевич… — Он точно забыл, что Сараев хотел ознакомиться с документацией, подхватил своего главного инженера под локоть и буквально выпихнул его в переднюю, точно боялся, что тот останется здесь без него.

— Не будем же мы в самом деле отдыхать, — сказал Сараев, когда они остались одни. — Хоть по городу, что ли, пройдемся?

— Ходить я — пас, — отозвался Кичигин, рассматривая картину в тяжелой золоченой раме. Картина занимала чуть не половину стены, а на ней — полуголая женщина возлежала под деревом на зеленом холмике, на фоне старинного готического замка, у ног ее ласкалась борзая розового цвета, и женщина пухлой рукой гладила собаку по спине.

— А ничего бабеночка, Сергей Антонович, поглядите-ка.

Сараев подошел, стал позади Кичигина:

— Рыхлая какая-то…

— Глядите-ка, спец нашелся… — и жестко спросил: — Чего это вы на директора окрысились?

— Не люблю болтунов, не переношу, у меня такое впечатление, что он дела своего толком не знает.

— Не торопитесь с ярлычком? А потом, все же мы у него в гостях.

— Очень хотел бы ошибиться, но завтра всё увидим… Я все-таки прогуляюсь. — Сараев прошел в переднюю, оделся и ушел.

Кичигин выждал, пока увидел в окно Сараева переходящим заснеженную улицу, и сел к телефону.

Первый звонок директору:

— Сын Аверкия говорит. Уже добрался? Слушай внимательно: сегодня же вечером надо погасить моего спутника, иначе все полетит к чертям. Ты понял меня? В нем проснулся производственник-энтузиаст, и на тебя он заимел зуб. Многовато ты за завтраком ораторствовал, а твой главный — наоборот, и, по-моему, он действует тебе поперек. Завтра смотри в оба. Но сегодня спутника моего надо