О войне. Важнейшие принципы войны - Карл фон Клаузевиц

по крайней мере, значительной его частью, так как под понятием целого надо разуметь по крайней мере большую его часть; обладание полосой территории в несколько миль вообще не имеет самостоятельного значения в стратегии. Пока наступающий еще не овладел театром военных действий, т. е. пока он, страшась нашей вооруженной силы, или вовсе еще не приступил к вторжению в него, или еще не подошел к нашей позиции, или же уклонился от сражения, которое мы предлагали ему дать, до тех пор цель обороны оказывается достигнутой и воздействие мероприятий обороны представляется успешным. Но, конечно, это будет лишь негативный результат, непосредственно не дающий нам прироста сил, необходимого для контрудара. Косвенно же он может их дать, ибо потерянное время является минусом для наступающего.

Таким образом, на первых трех ступенях обороны, т. е. когда она протекает близ границы, отсутствие решительного столкновения уже представляет успех обороны.

Не то на четвертой ступени.

Если неприятель осаждает наши крепости, то мы должны своевременно их выручить, – следовательно, за нами очередь вызвать решительный акт нашей позитивной деятельностью.

Таково же положение, когда неприятель следует за нами внутрь страны, не подвергнув осаде наши крепости. Правда, в этом случае мы располагаем большим временем, мы можем дождаться момента наибольшего ослабления неприятеля, но все же остается предпосылка, что мы наконец должны перейти к действию. Неприятель, пожалуй, уже овладел всем участком территории, являющимся объектом его наступления; однако он одолжен ему лишь временно; напряжение не прекращается, и решительный акт еще впереди. До тех пор пока силы обороняющегося с каждым днем продолжают расти, а силы наступающего слабеют, оттяжка решительного акта остается в интересах первого; но как только наступает кульминационный пункт, а он наступит непременно, хотя бы под влиянием конечного воздействия общей суммы потерь, которым подвергся наступающий, для обороняющегося приходит час действовать и добиваться решения, всю выгоду от выжидания уже надо считать окончательно исчерпанной.

Для определения этого момента, конечно, нет общего мерила, ибо он находится в зависимости от множества обстоятельств и условий, но мы можем отметить, что зима обычно является естественным поворотным пунктом. Если нам не удастся воспрепятствовать неприятелю перезимовать на занятой им территории, то на нее обычно приходится смотреть как на окончательно уступленную. Впрочем, стоит нам лишь вспомнить о примере Торрес-Ведраса[148], чтобы убедиться в том, что это не является общим правилом.

В чем состоит решение вообще?

При рассмотрении всех вопросов мы постоянно представляли его в форме сражения[149]. Но последнее, конечно, не необходимо; можно себе представить целый ряд боевых комбинаций в раздельной группировке, могущих вызвать новый оборот событий и сделать отступление противника неизбежным вследствие ли исхода реально состоявшихся частных боев или вследствие учета вероятного исхода несостоявшихся столкновений.

Другого решения на самом театре войны быть не может. Это неизбежно вытекает из установленного нами взгляда на войну; ведь если неприятельская армия начнет отступать из-за одного лишь недостатка в продовольствии, то это произойдет только вследствие стесненного положения, в которое неприятель поставлен силою нашего оружия; не будь вовсе налицо наших вооруженных сил, наступающему так или иначе удалось бы выйти из затруднения.

Таким образом, и в конце наступательного шествия, когда неприятель изнемогает от трудных условий наступления, когда выделение отдельных отрядов, голод и болезни ослабляют и истощают его, все же только страх перед нашим оружием может побудить его пойти вспять и отказаться от всего достигнутого. Тем не менее все же существует крупное различие между таким решением и решением, имеющим место близ границы.

В последнем случае лишь наше оружие противостоит его оружию, лишь оно обуздывает противника или воздействует на него разрушительно; но там, в конце наступательного шествия, неприятельские вооруженные силы уже наполовину уничтожены его собственными усилиями, что дает нашим силам совершенно иной вес: они являются хотя и последним, но не единственным решающим фактором. Уничтожение неприятельских вооруженных сил в процессе их продвижения уже подготовляет решение и может сделать это в такой мере, что одна возможность реакции с нашей стороны вызовет отступление, а следовательно, и новый оборот событий. В этом случае практически нельзя не приписать решения напряжению, сопровождавшему наступление. Правда, нельзя указать такого случая, в котором оружие обороняющегося не принимало бы никакого участия в окончательном решении; но с практической точки зрения важно различать, какое из этих двух начал имело преобладающее значение.

В этом смысле мы считаем себя вправе сказать, что в обороне существует два рода решения, а следовательно, и два рода реакций в зависимости от того, гибнет ли наступающий от меча обороняющегося или же от собственного напряжения сил.

Ясно само собой, что первый вид решения будет преобладать на первых трех ступенях, второй же – на четвертой ступени, причем этот второй вид решения может по преимуществу иметь место в тех случаях, когда отступление производится глубоко внутрь страны и лишь он один может оправдать подобное отступление, сопровождаемое крупными жертвами.

Итак, мы познакомились с двумя различными началами обороны; бывали случаи в истории войн, где они встречались в таком чистом, изолированном виде, в каком только возможно встретить в практической жизни элементарные понятия. Первый – атака Фридрихом Великим в 1745 г. австрийцев под Гогенфридбергом в тот момент, когда они опускались с Силезских гор; австрийская армия не могла еще быть заметным образом ослаблена ни выделением отрядов, ни чрезмерным напряжением сил; другой случай – когда Веллингтон выжидал на укрепленной позиции Торрес-Ведрас, чтобы армия Массены была доведена голодом и стужей до такого состояния, чтобы сама была вынуждена начать отступление; здесь оружие обороняющегося не приняло никакого участия в реальном ослаблении наступающего. В других случаях, где оба начала многообразно переплетаются между собой, все же одно из них определенно господствует над другим. Так было в 1812 г. В течение этого знаменитого похода произошло столько кровопролитных боев, что при других обстоятельствах одни эти бои могли бы привести к решительному исходу; тем не менее ни в одной кампании не обнаружилось с такой ясностью, что наступающий может погибнуть от собственных усилий. Из 300 000 человек, составлявших центр французской армии, до Москвы дошло лишь около 90 000, а выделено было из главных сил лишь около 13 000 человек; таким образом, потери достигали 197 000 человек, из которых, конечно, не более одной трети можно отнести на потери в боях.

Все кампании, отличавшиеся так называемым темпоризированием[150], по образцу, данному знаменитым Фабием Кунктатором, были рассчитаны главным образом на уничтожение неприятеля его собственными усилиями. Во многих походах это начало являлось руководящим, хотя о нем определенно и не говорили. Лишь закрыв глаза на все