Тайная история отечественной внешней разведки - Александр Иванович Колпакиди

советская разведка, в августе 1922 г. в Мукдене представители японского генштаба заключили соглашение с китайским маршалом Чжан Цзолином. Главной целью соглашения являлась реализация японской экспансии менее затратным способом. Чжан Цзолину было передано оружие, а в сентябре японское правительство выплатило ему 11 млн. долларов на перевооружение и реорганизацию армии, а также направило японских военных советников. Кроме того, поддерживая Чжан Цзолина в борьбе с У Пейфу, японцы получили некоторое преимущество в сношениях с Пекинским правительством, в том числе для защиты своих экономических интересов в Маньчжурии. Помимо прочего, таким образом предполагалось сделать международный имидж Японии более позитивным21.

В августе 1922 г. были получены данные о том, что военное командование рассматривало предстоящие переговоры Японии с ДВР как исключительно торговые. Предполагалось, что японские представители во время переговоров будут получать инструкции только от МИД Японии. В отличие от Дайренской конференции военное командование не планировало принимать участие в переговорах.

В сентябре 1922 г. советская разведка получила информацию о том, что на заседании в военном министерстве по вопросу установления отношений с РСФСР Като сформулировал условия, на которых это было бы возможно. В частности предусматривалось объявить Владивосток международным торговым портом и образовать японский сеттльмент, эксплуатировать Уссурийскую железную дорогу только русскими и японскими компаниями, для установления связи проложить между Владивостоком и Токио кабель особого назначения. Кроме того, военное министерство предлагало в целях борьбы с влиянием Америки в Китае возобновить в какой-либо форме ранее расторгнутый по требованию США тайный англо-японский договор.

Советская разведка также установила, что в преддверии конференции японская военная миссия направила в Чанчунь секретных сотрудников, причем предпочтение было отдано агентам русской национальности22.

Располагая информацией по ключевым проблемам советско-японских отношений, объединенная советская делегация заняла на конференции достаточно выверенную и твердую позицию. Однако вследствие осложнения внутриполитической обстановки позиция Японии на переговорах в Чанчуне была противоречивой, что в конечном итоге привело к их безрезультатному завершению.

В сентябре 1922 г. после прекращения переговоров советской разведкой была перехвачена телеграмма начальника японского генерального штаба Уехара главнокомандующему японским экспедиционным корпусом в Приморье генералу Тачибана. Уехара информировал Тачибана о том, что МИД Японии совершенно потерял возможность самостоятельно решать дипломатические вопросы. Все проблемы внешней политики обсуждались на заседании кабинета и согласовывались с военным ведомством.

Провал Чанчуньской конференции произвел удручающее впечатление на торгово-промышленные круги Японии. Для выяснения вопроса о торговле с ДВР японские промышленники и владельцы концессий в Приморье буквально осаждали особоуполномоченного ДВР в Особом районе Восточных провинций Китая Э.К. Озарнина. Кроме того, стала поступать информация о том, что в Японии активно дискутировалась возможность частичной эвакуации войск, ряд воинских частей предполагалось оставить для охраны японских резидентов. Данный вопрос также обсуждался в ходе консультаций японского консульства с японскими предпринимателями, за чей счет предполагалось содержать эти части23.

Однако, несмотря на противодействие «военной партии», Япония вывела военный контингент с российского Дальнего Востока, за исключением Сахалина. 21 октября 1922 г. Э.К. Озарнина посетил японский консул Яманучи. Консул отметил, что теперь Япония осознала цену белогвардейских правительств и эвакуация Приморья является отрадным для японцев событием. Он также отметил, что очевидно в ближайшем будущем могут состояться очередные переговоры с ДВР и РСФСР. По мнению Э.К. Озарнина, японцев очень беспокоила возможность бойкота японских товаров, а также затруднения для въезда японцев на советский Дальний Восток.

По данным советской разведки, уже в ноябре 1922 г. позиции «военной партии» в Японии существенно ослабли, в политических и промышленных кругах крепла идея установления нормальных торговых отношений. Япония даже была готова вложить в советский Дальний Восток до 50 млрд. иен, но под серьезные гарантии24.

Полученная разведывательная информация военно-политического и экономического характера в последующем активно использовалась НКИД для формирования позиции СССР в ходе советско-китайских и советско-японских переговоров.

Пристальное внимание резидентуры в Китае уделяли сбору информации о деятельности белоэмигрантских групп, выявлению и пресечению их подрывной работы против Советской России и ДВР, а также на выяснении военных планов Японии и характера сотрудничества японцев с военно-политическими группировками Китая.

Так, 2 апреля 1920 г. начальник разведывательного отделения штаба сухопутных и морских сил Временного Приморского правительства К.А. Харнский обобщил всю собранную разведывательную информацию о планах японских милитаристских кругов на русском Дальнем Востоке в Ежедневной сводке разведывательного отделения. Из полученных данных следовало, что Япония стремилась стать хозяйкой всей территории от океана до Байкала. При этом в газете «Кокумин» речь шла «о создании буферного государства в этих пределах, как о средстве соблюсти международное приличие». В это же время в газете «Дзи-Дзи» появилось интервью с атаманом Г.М. Семеновым, в котором он говорил «о своем намерении создать независимое государство к востоку от Байкала» (в воинских частях Семенова и уцелевших частях Каппеля насчитывалось до 20 тыс. штыков и сабель). В этой же сводке говорилось о стремлении Японии распространить свое влияние на Монголию и прочно закрепиться во всей Маньчжурии. Причем подчеркивалось, что основным сторонником этой точки зрения являлся начальник японской разведки и контрразведки во Владивостоке генерал Такаянаги. Таким образом, стратегические планы Японии стали известны советской разведке еще задолго до «меморандума Танаки», принятого 7 июля 1927 г25.

В агентурных сводках ГПО о военно-политическом положении на Дальнем Востоке за июль – август 1920 г. приводятся сведения о военной технике семеновских частей, положении на монгольской границе и об угрозе вторжения из-за рубежа русских белогвардейских отрядов. О качестве работы внешней разведки ДВР красноречиво свидетельствуют показания генерал-лейтенанта А.С. Бакича и генерал-майора Смольника в представительстве ГПУ по Сибири 5 мая 1922 г. о планах вторжения с китайской территории в августе – сентябре 1920 г. и об их связях с японцами, относившихся к августу – декабрю.

В середине 1921 г. на территории ДВР начались бои с отрядами выступившего из Монголии барона Р.Ф. Унгерна. Советская разведка разработала и реализовала план по его захвату. Разведчики среди бела дня на марше в монгольской степи «вынули» барона из белогвардейской колонны. Унгерн не мог и предполагать, что фон Зоммер, которому он доверял, на самом деле был сотрудником ЧК Б.Н. Алтайским. Операцию по внедрению Алтайского в окружение Унгерна проводил И.П. Павлуновсний, полпред ВЧК по Сибири26.

Осуществляя мероприятия по борьбе с подрывной деятельностью белогвардейских эмиссаров в Маньчжурии против ДВР, разведывательные органы снабжали внешнеполитическое ведомство ДВР необходимой информацией для вынесения официальных протестов китайским властям.

Так, в июле 1922 г. резидент советской разведки на ст. Маньчжурия получил копию белогвардейского воззвания о свержении власти в ДВР и ряд других документов. Указанные материалы были использованы уполномоченным ДВР Б.А. Похвалинским для предъявления китайским властям требования о