Лица войны - Владимир Александрович Рыжков

принадлежат некоторые новации. Например, еще во время высадки в Сицилии он придумал концепцию эшелонированного десантирования, когда десант идет в несколько этапов, и каждый раз расширяется плацдарм, и высадившиеся уже обеспечивают прикрытие новым. То, что потом было сделано в Нормандии. Сложность задачи Эйзенхауэра еще состояла в том, что он командовал союзными войсками. У него под командованием были и англичане, и канадцы, и бразильцы. И вот из такой разнородной силы он создал единый боевой организм, единую боевую машину. В конце войны под его началом было четыре с лишним миллиона человек, это больше, чем у любого другого командующего Второй мировой войны.

В конце войны под его началом было четыре с лишним миллиона человек, это больше, чем у любого другого командующего Второй мировой войны.

В 1942 году были еще сложности, неудачи, разногласия с британским визави, заместителем Маршалла Монтгомери, который был более осторожен и менее решителен. Это часто служило источником конфликтов между ними. Но в целом ему удалось создать такую союзную боеспособную объединенную силу. Это, конечно, требовало не только военных, но еще и политических организационных талантов, которые у него были.

После того как Эйзенхауэр провел две крупные десантные операции, конечно, к нему выросло уважение и в советской армии. Хотя к тому времени советское командование поверило в свои силы и имело комплекс некоторого превосходства. Но про операцию в Нормандии под руководством Эйзенхауэра даже Сталин говорил, что это самая грандиозная военная операция в мировой истории. Здесь уже трудно было оспаривать какие-то достижения и таланты.

С тех пор его авторитет возрос. Был интересный факт, когда Эйзенхауэр стал командующим «Оверлорда». Должны были назначить Маршалла, который старше по званию, по опыту и по заслугам, но назначили все-таки более молодого и менее заслуженного Эйзенхауэра, на что Сталин среагировал очень позитивно. В отличие от штабного все-таки полководца Маршалла, в Эйзенхауэре он видел уже боевого командира.

Взаимодействие между советскими и американскими военными на разных этапах проходило по-разному. Конечно, были военные миссии. В 1944 году была союзная миссия в Москве, через нее шел в основном обмен информацией. Потом уже по мере сближения армий, встал вопрос о более тесной связи и более оперативной. Есть как раз очень интересный эпизод, когда в марте 1945 года Эйзенхауэр выходит на прямую связь со Сталиным и советским командованием, минуя объединенный англо-американский штаб, потому что ему нужно было согласовывать действия уже на территории Германии. И он через послов посылает эту информацию о своих планах в Германии, которые очень устраивали Сталина, потому что он отдавал Берлин на взятие советской армией. Это была скорее военная позиция, потому что политики, если говорить особенно о Черчилле, были против того, чтобы отдавать взятие Берлина Советскому Союзу.

А Эйзенхауэр не хотел лишних жертв, у них было меньше сил на этом направлении, чем у нас, они были дальше от Берлина. Берлин находился в зоне согласованной советской оккупации. Американцы хотели избежать лишних жертв. Тем более все равно потом пришлось бы оттуда основные войска выводить.

Весной 1945 года, когда уже фронты сближались, Эйзенхауэр с военной точки зрения не стал гнать свою коалицию на Берлин, и Берлин взяли советские войска.

Политики, если говорить особенно о Черчилле, были против того, чтобы отдавать взятие Берлина Советскому Союзу.

Интересный факт, что Сталин слукавил в данном вопросе, потому что когда Эйзенхауэр обратился к нему со своими планами, Сталин их горячо поддержал и сказал, что «Берлин утратил свое стратегическое значение и поэтому мы бросим на Берлин только вспомогательные части. Основное направление – Эрфурт – Лейпциг – Дрезден, вот это правильно».

На самом деле Сталин послал два фронта, Жукова и Конева, на Берлин, потому что он понимал как раз, что Берлин не утратил своего психологического значения. Потом, кстати говоря, он извинится перед Эйзенхауэром за то, что он изменил эти планы, как он сказал. Но ведь Эйзенхауэр приедет в гости к Жукову и Сталину в Москву в августе 1945 года, уже после окончания войны. Это была честь, конечно, он был первым иностранцем, который стоял на трибуне мавзолея, принимал парад физкультурников, который тогда проходилв Москве.

Они тогда первый раз лично встретились со Сталиным. С Жуковым они встретились в первый раз в Европе в июне, уже после окончания войны, когда Жуков вручил ему Орден Победы – высший орден Советского Союза. Причем формулировка была указа Верховного совета: за выдающиеся успехи в проведении боевых операций большого масштаба, в результате которых была достигнута победа объединенных наций над Германией.

И общаясь тогда с Жуковым и со Сталиным, он еще больше укрепил свою репутацию.

Эйзенхауэр показался Сталину интеллигентом на фоне других военных, он говорил: «Генерал Эйзенхауэр – великий человек не только из-за своих военных свершений, но и благодаря своему гуманному, дружелюбному, доброму и откровенному характеру, это не какая-то грубая личность, как большинство военных».

В большинстве случаев Эйзенхауэр следовал своему выбору, который, естественно, одобряло и военное командование США, Маршалл и комитет начальников штабов, но чаще всего инициатива исходила от него. И наоборот, он не уступал политическому давлению даже со стороны Рузвельта.

Эйзенхауэр был гораздо более автономен в своих действиях, абсолютно был лоялен по отношению к союзникам и не нарушал никаких договоренностей, понимая, что здесь опасно нарушать. Советская сторона выполняла свои основные обязательства. И Эйзенхауэр считал, что несоюзническое поведение будет, если явно вот такие достигнутые договоренности не выполнять.

Здесь уже размывается грань между военным и политиком, потому что это уже не столько военные решения, сколько политические, или, по крайней мере, военные, которые имеют сильные политические последствия. Фактически соперничал с Черчиллем как бы в решении политических вопросов, а не военных. И Черчиллю ничего не удавалось сделать, но его поддерживало американское командование. Но он все-таки был главком, поэтому главная ответственность лежала на нем в этих случаях. Но Сталин потом скажет его бывшему начальнику штаба Смиту, генералу, который станет послом в Москве в 1946 году, что союзники не смогли бы взять Берлин.

Фактически соперничал с Черчиллем как бы в решении политических вопросов, а не военных. И Черчиллю ничего не удавалось сделать, но его поддерживало американское командование.

И потом, когда речь зашла о выводе из зоны советской оккупации, Сталин сказал Смиту: «Если бы это соглашение было нарушено, мы бы союзные войска в Берлин не пустили». То есть невыполнение союзниками этого требования, чего хотел Черчилль прежде всего, было чревато очень серьезными последствиями,