Сербские союзники Гитлера - Алексей Юрьевич Тимофеев

Л. Чухновского и А. Ланина, проведенное ими по указанию немецкой разведки. Охрана и инженеры, оставленные югославской королевской армией для подрыва, были в ночь накануне нападения напоены ими до невменяемого состояния[114].

Сразу же после оккупации немцы приступили к сбору военных трофеев, захватив имущество бежавшей югославской армии, неэвакуированную часть золота, серебра, валюты и акций Народного банка Югославии. Намечалась немедленная «ариизация» еврейского имущества (т. е. бесстыдный грабеж в пользу немецкой оккупационной администрации). В то же время в демагогически пропагандистских целях было заявлено, что частное имущество «арийских граждан» (т. е. всех кроме цыган и евреев) не должно подвергаться захватам и реквизициям, а в случае изъятия такового военным частям было приказано платить за него специальными оккупационными обязательствами (Reichskreditkassenscheine). Однако эта политика также была способом экономического ограбления захваченных территорий, так как в дальнейшем банк недичевской Сербии был обязан выкупать эти обязательства у населения по фиксированному курсу (1 RKK к 20 динарам) без права последующего обмена на рейхсмарки. В дальнейшем вся территория Югославии была разделена именно в соответствии с экономическими интересами рейха и его сателлитов, а не с планами дальнейшей территориальной или иной трансформации оккупированных территорий. Важно отметить, что согласно немецким экономическим планам уже в 1941–1942 гг. в качестве единого «Юго-восточного пространства» рассматривались территории Словакии, Венгрии, Румынии, Хорватии, Сербии, Черногории, Албании, Болгарии и Греции, вне зависимости от того, были ли эти территории оккупированными, союзными странами с формально независимыми режимами или новорожденными государствами, появившимися на руинах многонациональных славянских государств. При этом экономическая эксплуатация сырья и трудовых ресурсов планировалась в прямой пропорциональности с силой сопротивления, которую рейх затратил на вливание этих стран в пространство Юго-Востока[115].

Дальнейшим процессом эксплуатации экономики Сербии занимались две конкурирующие организации – Управление военного хозяйства и вооружения вермахта и Полномочный представитель фюрера по четырехлетнему плану немецкого хозяйства Г. Геринг. Представителем вермахта был Немецкий военно-экономический штаб Югославии, который сразу же по завершении раздела страны был трансформирован в военно-экономический штаб Сербии, а летом 1941 г. после объединения немецкого военного управлений в рамках территории Юго-Востока получил название Военно-экономического штаба Юго-Востока. Эта организация, согласно договоренности между Герингом и фон Браухичем, была подчинена представителю по вопросам четырехлетнего плана в Сербии – Францу Нойхаузену. Нойхаузен с 1935 г. работал Генеральным консулом в немецкой дипломатической мисси в Югославии, прекрасно знал страну и ее реалии, являясь одновременно фигурой, близкой Г. Герингу. Понятно, почему последний выдвинул его на роль Генерального уполномоченного по экономике Сербии. В своей деятельности Нойхаузен опирался на собственный штаб, отделения и группы которого контролировали практически каждую отрасль сербской промышленности, а после капитуляции Италии – и промышленности Черногории, Албании, Македонии. Задачей этого штаба было «максимально использовать местную экономику в интересах Рейха, но в то же время не допустить ее полного краха»[116].

Этот процесс эксплуатации сербской экономики не был бы возможен без участия Министерства народного хозяйства Сербии, возобновившего свою деятельность в рамках комиссарского управления, а потом и недичевского правительства. Министерство народного хозяйства Сербии взяло на себя не только довоенные функции, но также обязанности и полномочия Министерства лесного и рудного хозяйства, Министерства торговли и промышленности, а также Управления внешней торговли и Отдела по надзору цен, которые ранее находились в ведомстве других министерств. Министерство народного хозяйства действовало в полном соответствии с приказами, поступавшими из Штаба Генерального уполномоченного по экономике Сербии.

Особую роль сыграли указания о поддержании фиксированных цен для закупки сельскохозяйственной промышленности, исключительно сложной в условиях мелкого сельского хозяйства, господствовавшего в Сербии и препятствовавшего успеху прямых реквизиций[117]. Фиксированные низкие закупочные цены естественным путем приводили к падению интереса крестьян производить товарные излишки и вели к попыткам мелких хозяйств переориентироваться на натуральное, самодостаточное производство. Убыль мужского населения (за счет погибших и попавших в плен), а также последствия восстания осени 1941 г. также сокращали продуктивность сельского хозяйства, что поставило Сербию зимой 1941–1942 г. на грань голода. Даже в плодородном Банате, избежавшем волны восстаний 1941 г., в 1942 г. произошло крупнейшее за предыдущие 70 лет наводнение, в результате которого не удалось засеять около 200–250 тыс. га пашни. В среднем по Сербии и Банату в 1942 г. остались необработанными около 1/3 всех пахотных земель[118].

Попытка заморозить цены на уровне 5 апреля 1941 г., предпринятая 11 июля 1941 г. Советом комиссаров, оказалась неудачной и привела к расцвету черного рынка. Не помогли даже суровые наказания, предусматривающие тюремное заключение и штрафы. Чтобы сократить потребление населением ценного сырья, уже летом 1941 г. было запрещено производить туалетное мыло (содержавшее высокий процент жиров), а также введено два обязательных постных дня, по которым запрещалось продавать мясо в магазинах, подавать мясные блюда в ресторанах и забивать скот на бойне. В дальнейшем была введена нормированная торговля большинством продуктов питания – карточки и пайки. Распределением питания занималось специальное Управление питания («Дирис»), вскоре превратившееся в гнездо коррупции, которую было трудно побороть даже крайними мерами[119]. В результате в преддверии весны 1942 г. недичевской Сербии пришлось перейти на плановое сельскохозяйственное производство с подробным распределением не только обязанностей по продаже излишков, но и планов по конкретному производству сельхозпродукции. При этом с целью не допустить голод угрозы перемежались с патриотическими призывами. В организации первой в Сербии плановой посевной недичевский аппарат прибегал не только к угрозам и воззваниям к патриотизму. Была организована служба местных агрономов для консультирования крестьян, проводились акции молодежной помощи крестьянам. В местных общинах организовывались специальные комитеты, в которых заседали несколько человек, в том числе староста, местный учитель и священник. Осенью 1942 г. был принят очередной план на 1942–1943 гг., в рамках которого в Сербию из рейха и Венгрии завозились селекционные семена для разведения овощей и картофеля, а также определенное количество высокопородных свиней, коров и овец для восстановления пострадавшего животноводческого фонда. В последнем, частично осуществленном плане 1943–1944 гг. с еще большей очевидностью проявились тенденции немецкого управления сельскохозяйственной политикой Сербии: постоянное сокращение числа площадей, засаженных зерновыми, наряду с увеличением числа масличных, технических культур и табака, которые Германия вывозила из Сербии.

Стоит сказать, что при выполнении первого плана энтузиазм недичевского правительства и его уверенность в том, что эти меры действительно необходимы для спасения от голодной смерти сербского городского населения и беженцев, были подогреты немецким обещанием не вывозить в 1942 г. продукты питания из Сербии, за исключением продуктов переработки масличных культур. Это обещание действительно было реальным, о необходимости отказаться от вывоза из Сербии продуктов питания в 1942 г. в связи с тяжелейшей ситуацией писал в своем служебном докладе сам Ф. Нойхаузен[120]. В начале июля 1942 г. Ф. Нойхаузен