Измена командармов - Андрей Владиславович Ганин

В Борсек мы вернулись в одиннадцать часов вечера. Все считали нас погибшими. После этого мы ни за продуктами, ни за малиной больше не ходили.

Через неделю мы выехали в Будапешт и по дороге узнали, что Красная армия выбила венгерские войска, защищавшие Карпаты, и неудержимо продвигается вперед, в пределы Венгрии. Нам стала грозить опасность быть отрезанными от Будапешта передовыми частями Красной армии.

Сев на ближайшей станции в поезд, мы пережили еще одно приключение, которое напугало нас. Только что мы вошли в вагон, как туда же, с шумом и громкими разговорами, ввалилось двадцать шесть человек, одетых в военную форму и с ног до головы вооруженных. На них были шинели русского образца, широкие русские шаровары, сапоги гармоникой и русские папахи-кубанки. Они были запыленные, в грязи и сильно возбуждены. Говорили по-русски и по-украински. Я знал, что в венгерской армии русских частей нет, а потому я и Таня очень взволновались. Мы притаились в углу вагона, стараясь не обращать на себя внимания и не показывать нашего испуга. В вагон вошел кондуктор и спросил билеты. У компании ни билетов, ни денег не оказалось:

— Мы — партизаны немецкой армии и бежим от красных, которые идут по пятам; каждую минуту они могут быть здесь…

Кондуктор не решился их выставить, ибо видел, что это люди отчаянные и готовые на все.

Когда мы познакомились ближе, партизаны рассказали нам кошмарные вещи. Отступая перед красными, они вплотную были прижаты к реке Днестру. На левом берегу этой реки собралось много беженцев и отступающих в беспорядке солдат. Мостов и бродов не было и через Днестр пришлось переправляться вплавь, и те, кто не умел плавать, погибли либо в волнах, либо под красными танками, водители которых бесчеловечно давили всех, разъезжая взад и вперед, не разбирая, кто находится перед ними. Погибло много женщин и детей. Кости несчастных хрустели, слышались крики и стоны ни в чем неповинных людей. Тех, кто остался живым, приканчивали пулеметным огнем.

— У нас, — сказал начальник партизан, — было в роте сто двадцать человек, а осталось в живых, как видите, только двадцать шесть. Остальные погибли в бою за переправу через Днестр.

От партизан мы узнали, что красные уже переправились через реку и каждую минуту могут быть здесь, поэтому мы решили, нигде не задерживаясь, ехать в Будапешт и просить паспорта для выезда за границу. Проезжая Коломварь, мы попали под сильнейшую бомбардировку города. Было много убитых и раненых, но Бог нас миловал, и мы продолжали путь на Будапешт.

Снова Будапешт

Прибыв в Будапешт, я прежде всего попытался получить визу в Швецию, на что у меня были некоторые шансы: мой дед — генерал-губернатор Иркутской губерн[ии] в Восточной Сибири — был шведского происхождения и носил имя барона Georg Cer-Wilgelm[1505].

Взяв необходимые документы, я и Таня отправились в шведское посольство. Секретарь консульства, рассмотрев документы, сказал:

— Мы ничем помочь вам не можем. Мы помогаем только евреям.

В это время завыли сигналы воздушной тревоги, секретарь потребовал, чтобы мы немедленно покинули консульство, и, в довершение всего, просто выкинул нас на улицу. Одним словом, шведы оказались «сердечными» и «гуманными» людьми! Я предполагаю, что шведский консул, не желая раздражать Сталина, боялся помочь русскому генералу.

Выйдя из посольства на горку, покрытую мелким кустарником, мы увидели, что все бегут куда-то наверх. Я спросил у одного из бежавших: «Там вверху есть бункер?» — «Да, да, сколько хотите», — ответил он.

Взобравшись на горку, я увидел, что под каждым кустом уже сидел хозяин.

— Где здесь бункер? — спросил я у первого попавшегося человека.

— А вот здесь, под каждым кустом. Выбирайте себе получше…

Началась ожесточенная бомбардировка. Вспыхнули пожары, загорелись товарные склады на берегу Дуная. Один авион[1506] был сбит [противо]воздушной артиллерией, пилот спустился на парашюте прямо в воду, посередине Дуная.

Я и Таня сидели под кустом, как вдруг перед нашими глазами что-то вспыхнуло и опалило наши лица, вслед за чем мы услыхали гром орудийного выстрела. Это стреляла немецкая противоавиационная батарея. Оказалось, что, не заметив спрятанной здесь немецкой батареи, мы залезли в самый центр ее расположения. Со всех ног бросились мы бежать оттуда. Так окончилась первая попытка получить визу за границу. Но были рады, что остались живы.

Вторая попытка получить визу, в Швейцарию, была не удачней первой. Швейцарское консульство потребовало от нас материального обеспечения в тридцать тысяч швейцарских франков за каждого. Такой большой суммы у нас не было.

Третья попытка получить визу — в Германию — также окончилась неудачей. Немцы потребовали от нас сала, масла, ветчины, которых у нас тоже не было.

С продовольствием в Будапеште дело обстояло очень плохо, и я решил отправиться с дочерью за провиантом в Сабадку и Извидек. В последнем мы нашли много свежей и копченой рыбы и уже хотели купить ее в большом количестве, но местные жители предупредили нас:

— Не покупайте эту рыбу, ее есть нельзя! — и объяснили, что немцы убили здесь десять тысяч евреев и трупы их бросили в Дунай, что некоторых бросали даже живыми. Для рыбы это было прекрасной пищей…

Разочарованные, мы поехали в Сабадку и, накупив яиц, сала, ветчины, цыплят, хотели уже возвращаться в Будапешт, но разразилась сильнейшая гроза. Таня была в легких туфлях, промочила ноги и слегла в постель; температура поднялась до сорока градусов; ехать было немыслимо.

Между тем красные и четники быстро приближались к городу. Орудийная канонада становилась все слышнее. Последняя бомбардировка превратила город в развалины, а зловонный запах трупов людей и скота, погребенных под развалинами, разносился по всему городу. Главная улица, которая вела к вокзалу, была сплошь изрыта бомбами.

Через пять дней Таня стала поправляться, и мы решили ехать в Будапешт. В этот день красные подошли вплотную к городу. Красная артиллерия громила окраины, появились убитые и раненые. Нужно было бежать как можно скорее. Я проводил Таню, еще слабую, на вокзал, а сам вернулся на квартиру за закупленными съестными припасами и пакетами, которые с большим трудом, по изрытой глубокими ямами дороге, дотащил до вокзала, где толпилась масса народа. Отходил последний поезд на Будапешт. Вдруг в зал ожидания вбежала молодая интеллигентная женщина, в одной нижней рубашке, босиком и вся в слезах. Она рассказала, что четники уже ворвались в город, грабят и убивают мужчин, женщин и малолетних — насилуют.