В огне повенчанные - Иван Георгиевич Лазутин

Одно было ясно: положение сложилось критическое, и поэтому немедленно нужно принимать какое-то решение. Время развязки слагалось уже не из минут, а из секунд. И Григорий пошел на очень большой риск.

– Стой! – закричал он что было духу по-французски и пустил свою лошадь навстречу танкетке. Вместо того чтобы нырнуть в чрево танкетки и захлопнуть над собой люк, танкист до пояса высунулся из люка и поднес правую руку к виску. В какие-то доли секунды Григорию показалось, что танкист отдает ему честь или вглядывается в его лицо из-под ладони.

Два раза Григорий выстрелил из пистолета в грудь танкиста, выстрелил в упор и, когда голова его скрылась в люке, повернулся всем корпусом назад и скомандовал:

– Галопом – вперед!

Взрыв гранаты, брошенной Казариновым в открытый люк танкетки, раздался уже тогда, когда он пустил коня в галоп. Полковник и Вакуленко вырвались вперед на корпус лошади. По расчетам Григория, до нейтральной полосы оставалось около трех километров. Серия ракет, поднявшихся в километре слева и сзади, осветила снежную равнину так, что Григорий отчетливо увидел, как часовой боевого охранения, стоявший на их пути, вскинул автомат на изготовку. И снова прозвучала на французском языке знакомая Григорию команда «Стой!».

– Отвечайте!.. – надсадно-сдавленно приказал Казаринов.

Ответ полковника, очевидно, успокоил часового, который, сойдя с дороги, даже уступил всадникам путь. Полковник запальчиво громко произнес еще две отрывистые фразы, значения которых Казаринов не понял, но по поведению часового догадался, что она была предусмотрена уставом караульной службы французской армии.

Часового, по команде Казаринова, очередью из автомата срезал сравнявшийся с ним Вакуленко.

– В галоп! – скомандовал Григорий и ослабил поводья настолько, чтобы лошадь его на полкорпуса отставала от лошади полковника.

Первые снаряды разорвались впереди слева от дороги, потом они стали ложиться все ближе и ближе к дороге. Рваные всплески багрово-желтого огня вспарывали тяжелое низкое небо. Мысль Григория работала лихорадочно: «Только скорее! Только вперед! Медлить нельзя! Успеть… Успеть…»

Впереди узкой полосой должен был вот-вот затемнеть лес. Григорий помнил его по карте. Он должен находиться где-то совсем близко, на занятой врагом земле, не дальше километра от нейтральной полосы. Отчетливо помнил Казаринов и то, что дорога, дойдя до леса, сворачивает вправо и тянется вдоль болота. «Скорей бы, скорей бы до этого поворота!.. Там мы выйдем из поля зрения артиллеристов… Сволочи, бьют прямой наводкой!..»

– Лейтенант, мы скачем под разрывы французских снарядов! – тяжело дыша, прокричал полковник, когда голова лошади Григория сравнялась с седлом его лошади.

– У нас нет выбора!.. – срывающимся голосом ответил Григорий. Как артиллерист, он знал, что пристрелянная дорога и их равномерное движение, наблюдаемое противником, дают отличную возможность артиллеристам врага маневрировать переносом огня влево и вправо, а также по дистанции. И он решил пойти на хитрость. Главное – выиграть секунды, чтобы сбить расчеты артиллерийских наводчиков. Решение пришло мгновенно.

– Перейти на тихую рысь! – скомандовал Григорий.

– Зачем? – прохрипел Вакуленко. – Накроют…

– На мелкую рысь!.. – Выхватив из кармана маскхалата ракетницу, Казаринов, к ужасу полковника, пустил над головой красную и за ней сразу же зеленую ракету. Еще утром Казаринов условился с начальником штаба полка, что, когда будет невмоготу и успех операции повиснет на волоске, он серией ракет – красная и сразу же за ней зеленая – даст знать, где он находится и что ему трудно. Был и другой расчет в этой дерзости: артиллеристы противника, поставившие огневой заслон на их пути, еще не разобрались толком, кто и во имя чего так отчаянно рискует жизнью и так открыто скачет к линии фронта: свои или чужие. И потом, эти непонятные цветные ракеты… Ведь они вспыхнули, осветив всадников на земле, занятой немцами. В бинокль должна быть хорошо видна форма французского полковника.

В своем дерзком психологическом расчете Григорий не ошибся. Артиллерийская стрельба сзади сразу же прекратилась. Вовремя и правильно оценил ситуацию, в которую попали разведчики, и начальник штаба полка: теперь снаряды со свистом проносились над их головами уже со своей стороны и рвались сзади. Они, казалось, ложились совсем близко, почти за крупами лошадей. «Вовремя! Вовремя!.. – пульсировала в голове Григория радостная мысль. – Они наверняка приняли нас за своих. Полковника при освещении двумя ракетами можно различить за два километра. А начальник штаба среагировал вовремя и точно…»

Теперь оставалось миновать самый опасный участок – передовую. Еще вчера разведчики полка после непрерывного трехсуточного наблюдения за передним краем противника доложили начальнику штаба, что в двухстах метрах от дороги, правее ее, сразу же на опушке рощи, на взгорке, почти у нейтральной полосы, находится блиндаж боевого охранения противника. Судя по тому, как рано утром к блиндажу из рощи два человека в маскхалатах, передвигаясь по-пластунски, подвозили на санках два бачка с горячей пищей, нетрудно было заключить, что численность боевого охранения противника составляла не меньше чем стрелковый взвод.

Казаринов в расчетах не ошибся. Одна за одной впереди слева взвились в воздух три осветительные ракеты.

– Будем спешиваться, товарищ лейтенант? Или рванем что есть духу? – стараясь не показать, что ему страшно, деланно спокойно спросил Вакуленко.

– Остановить лошадей! – С каждой секундой нарастания опасности голос Григория звучал все жестче. Он знал, что отрезок дороги, на котором они остановили разгоряченных лошадей, хорошо просматривается корректировщиком артогня с колокольни. И поэтому, как условились с начальником штаба, Казаринов выпустил снова красную и зеленую ракеты – теперь уже в направлении блиндажа боевого охранения противника, откуда только что взвились еще не успевшие догореть осветительные ракеты.

Пулеметная очередь, неожиданно просвистевшая над головами всадников, заставила Казаринова принять новое решение.

– Полковник, дайте пулеметчику команду прекратить огонь! Да так, чтоб поняли вас!..

Полковник, сведя рупором ладони, поднесенные ко рту, что есть мочи на французском языке прокричал в сторону блиндажа:

– Прекратить огонь! – Вскинутая рука полковника застыла в воздухе. Пулеметный огонь со стороны блиндажа на пригорке прекратился.

Первые два разрыва снарядов, легших метрах в пятидесяти от дороги, испугали лошадей, и они метнулись на обочину. Следующие снаряды ложились все дальше и дальше от дороги. Огневые всплески разрывов, учащаясь, приближались к блиндажу боевого охранения легиона, откуда только что была послана в сторону всадников пулеметная очередь.

Дождавшись, когда погаснут осветительные ракеты, Казаринов через сугроб вывел своего взмыленного скакуна на дорогу.

Есть что-то непостижимое в характере русского человека. При смертельной опасности в душе его могут вспыхнуть такие вихри буйной удали и отваги, какие в минуты спокойного течения жизни просто невозможны. Вряд ли когда-нибудь потом, если он выйдет живым из этой огневой круговерти, Григорий