«Офицерство волнуется…» Российский офицерский корпус и публичная политика в 1905–1914 годах - Антон Юрьевич Фомин

Однако главными антигероями парламентских репортажей «Военного голоса» являлись выступавшие в Думе представители исполнительной власти. На первой странице номера за 14 мая вышла редакционная заметка, в которой выражалось негодование по поводу содержания оглашенной в Думе декларации Совета министров: «Заявление 13 мая Совета министров, служащее ответом на адрес Государственной думы на приветственное слово государя императора, произвело ошеломляющее впечатление… <…> Министерство Горемыкина, которое, по общему мнению, является только временным, переходным, выразило “готовность оказать полное содействие” Государственной думе и указывает ей “пределы предоставленного ей законодательного почина”, пределы “допустимого и недопустимого”. Роли, очевидно, переменились, и народным представителям предлагается в интересах “мирного течения государственной жизни” раньше всего “вооружить административную власть” особыми полномочиями». Редакция «Военного голоса» не могла отдельно не прокомментировать слова декларации Совета министров, касающиеся армии: «Не забыло высшее бюрократическое учреждение и войско, в котором, по его мнению, “с давних пор установлены на незыблемых основаниях” “начала справедливости и права”. Необходимо только “улучшить материальный быт всех чинов армии и флота”, для чего уже “изыскиваются меры”. Отметим раньше всего то, что такой идиллический отзыв со стороны бюрократии раздался как раз в годовщину Цзинчжоуского поражения и накануне годовщины знаменательной Цусимы». Предполагалось, что для читателя должна быть вполне очевидна вопиющая нелепость слов о том, что в армии «на незыблемых основаниях» установлены «начала справедливости и права». Газета, с первого дня своего существования твердившая о необходимости широкомасштабной военной реформы, не могла оставить и заявление о том, что для удовлетворения нужд армии нужно только улучшить материальное положение ее чинов. Для того, чтобы усилить гротескность картины, корреспондент Военного голоса добавил, что все это было сказано накануне годовщины Цусимского сражения.

Наибольшее внимание «Военный голос» уделил выступлениям в Думе главного военного прокурора, генерал-лейтенанта В.П. Павлова. Павлов, по поручению военного министра (не желавшего лично показываться в Думе), дважды выступал перед народными представителями, отвечая на запросы о вынесении смертных приговоров. Пользовавшийся репутацией «палача» и убежденного реакционера, он неизменно подвергался в Думе обструкции.

В конфликте между представителем военного ведомства и депутатами «Военный голос» безоговорочно встал на сторону последних. «Ген. Павлов кончает (свои объяснения. – А. Ф.) при полном молчании, но, когда он, поспешив немедленно уйти из залы заседания, направляется к выходу, раздаются одиночные возгласы: “Убийца, палач, долой убийцу”». О сути объяснений Павлова умалчивалось, зато слово предоставлялось его оппонентам: «В крайне нервнонапряженной атмосфере ряд народных представителей дает надлежащую отповедь ушедшему генералу и тем, кого он представляет».

Главным обвинителем Павлова и военного министерства выступил один из главных положительных героев – Кузьмин-Караваев: «В.Д. Кузьмин-Караваев прежде всего доказывает, что объяснение не дает ответа на запрос. <…> Нет, закон не только давал право, но обязывал его (военного министра. – А. Ф.) вмешаться, военный министр обязан был снестись с губернатором – юридических препятствий к этому никаких не имеется. Не сделав этого, военный министр своей деятельностью показал – я не смею сказать какое – отношение к Государственной думе (продолжительные шумные аплодисменты)»[96] (2 июня). Когда Павлов во второй раз получил слово, ему так и не удалось ничего сказать – в зале поднялся шум, на прокурора со всех сторон сыпались оскорбления, заседание было сорвано. Корреспондент «Военного голоса» воспользовался этим для того, чтобы намекнуть на то, что у генерала Павлова нет чести, поскольку он не отреагировал на оскорбления: «К офицерам обращаются за разъяснением, допускает ли офицерская честь игнорирование оскорблений, подобных тем, какие генерал Павлов получает от народных представителей? Офицерам приходится сознаться, что тонко развитое чувство чести не позволяет некоторым мириться с оскорблениями даже хулиганов – от народных же представителей, от лучших людей первому пришлось получать оскорбления главному военному прокурору – прецедентов этому не было» (20 июня). Особая неприязнь «Военного голоса» к Павлову объясняется тем, что сотрудники редакции из числа служащих военно-судебного ведомства, очевидно, не приветствовали политику своего начальника. Даже военный министр А.Ф. Редигер вспоминал, что генерал Павлов не пользовался уважением и любовью подчиненных[97].

В «Военном голосе» очень подробно освещались думские прения о еврейском погроме в Белостоке. Это было связано с тем, что, согласно распространенному мнению, ключевую роль в белостокских событиях сыграли войска местного гарнизона, попустительствовавшие толпе или даже участвовавшие в погроме. Этот привлекший внимание депутатов инцидент стал для «Военного голоса» очередным примером вовлечения армии в политическую борьбу правыми силами. Поэтому газета во всех подробностях передавала «обличительные» речи депутатов. Член думской комиссии по расследованию обстоятельств Белостокского погрома Е.Н. Щепкин в своем докладе, не жалея сил, разоблачал местные военные власти. Его слова заняли центральное место в репортаже «Военного голоса» о заседании Думы 23 июня: «Есть сведения, что начальник дивизии и его начальник штаба устранили от власти губернатора. Есть показания солдат, что в полках Углицком и Владимирском заранее велась агитация. Накануне событий 31 мая солдаты уговаривали знакомых евреев уехать из города. Командир 13-ой роты говорил, собрав солдат, что весь вред от евреев и что аграрный вопрос не разрешится, если не перебить евреев. Участие солдат в погромах удостоверено, но они делали это под начальством нижних чинов полиции и офицеров. Существует военный закон, что воины не имеют права исполнять незаконного приказания. Конечно, офицеры не могли не знать, что расстрелы есть беззаконие. Войска утратили сознание законности, благодаря карательным экспедициям и расстрелам. Как стараются обмануть своего государя высшие военные начальники, видно из донесений» (24 июня). Корреспондент «Военного голоса», конечно же, не обошел вниманием и знаменитую речь С.Д. Урусова, о которой ни словом не обмолвился «Русский инвалид» (10 июня), без искажений смысла, хотя и кратко, была пересказана речь депутата Левина (27 июня).

Однако не на все речи, в которых обвинялись армия, «Военный голос» реагировал положительно. Другой докладчик комиссии по расследованию обстоятельств погрома – В.Р. Якубсон – сделал следующее оскорбительное для военных заявление: «Я смело могу сказать, что Русско-японская война оказала скверную услугу нашим войскам, она научила их бояться выстрелов»[98]. Корреспондент «Военного голоса» дал Якубсону негативную характеристику: «На трибуну входит г. Якубсон. Якубсон обещает быть кратким и не говорить о подробностях, но говорит очень долго и с большим пафосом, видимо, стараясь анервировать (так в тексте. – А. Ф.) слушателей и произвести впечатление» (25 июня). Якубсону стал отвечать участник Русско-японской войны, артиллерийский офицер в отставке В.К. Федоровский. Ему в «Военном голосе» давалась уже совершенно иная «аттестация»: «На трибуну поднимается Федоровский. Спокойным, выдержанным тоном он делает добавления к сказанному докладчиками и говорит, “что в