Сестра милосердия - Михаил Федоров

— Хасик! Хасик! — закружился вокруг него.

А потом к Сергею: — Зачем моего сына увёл? Зачем?!

— Я его теперь вернул, — сухо сказал Сергей.

— Ну, раз вернул, будем бухать! Работай по-крестьянски, ешь по-дворянски.

На ящике, заменявшем стол, появилась бутыль.

Василия Забетовича понесло:

— Пьём за Героев Абхазии!

— Это за нас, что ли? — удивился Хасик.

— Да! Ведь Герой не тот, кто медальку на грудь повесил. А кто в душе герой! — Тогда и за Героев Союза, — Хасик чокнулся с Сергеем.

Башкир скривился.

— А что? Главное, что ты герой по жизни, а не по наградкам! — воспрял.

Сергея снова определили на «зушку», которая потеряла своего стрелка.

Его ранило, и он маялся в госпитале. Теперь в Сергее было меньше бравады, если он и выскакивал на «зушке» на передовую, то уже более расчётливо, и не стрелял до той поры, пока все вокруг не начнут разносить снаряды грузин, а он будет кружить мимо взрывов, пытаясь скрыться. Он хладнокровно уничтожал точки врага и по привычке делал на автомате зарубки:

— Это сколько пулемётов… Это сколько «бээмпэшек» подбил… — А танков? — спросил Хасик.

— Дождёмся и танков…

9

В это наступление абхазов грузины только отстреливались. А потом у них пошла непонятная суета. Ближе к вечеру с их стороны от окопов поднимается на насыпь танк, башня повёрнута вбок.

Что он хотел этим сделать? Непонятно.

Сергей выехал на «зушке».

— Они что там, перепили? Складывалось впечатление, что грузины находились под кайфом. Танк выполз. Хоть бы стрельнул, а то выполз, встал, бок подставил, словно ждал, пока в него стрельнут.

Сергей не упустил своего шанса. На глазах у Наташи снаряд угодил под башню.

— Как метко! — воскликнула она.

Заметила «зушку» и как та чётко засадила между башней и корпусом.

Башня:

— Хр-хр-хр… Как в мультике: будто робот, пол-оборота дала — и замерла.

Туча дыма. Через несколько минут танк загорелся, а к концу дня сгорел.

Сергей думал, что его отметят. А когда он доложил командиру, ему сказали:

— Ты чё! Этот танк казак щёлкнул…

— Ну, казак так казак, — только и сказал Сергей.

Ему не то что стало противно — нет, он привык к тому, что награды перепадают тому, кто их не заслужил. Это он усвоил с афганской поры, когда от него ушла звезда Героя Союза.

Ему всё обрыдло…

На этот раз он воспринял всё иначе. Может, потому, что как бы утратил ту, ради которой сюда приехал: одно её слово заставило бы его подбить ещё не одну бронированную машину. Может, потому, что она где-то была, а он мог выглядеть рвачом, требующим награду. Может, наступил момент, когда переполнило негативом, а положительное, которое могло компенсировать негатив, не приходило.

И он сказал Хасику:

— «Зушка» твоя!

Хасик ударил благодарно по плечу:

— Теперь мы устроим… А ты за гранатомёт? — Нет, я ухожу…

— Куда? На Восточный фронт?

Думал, что Сергей всё ищет военные приключения, а на Восточном фронте не в пример позиционной войне на Гумисте кипела партизанская. И башкир с его опытом мог там сделать гораздо больше.

Но Сергей отрицательно мотнул головой:

— Совсем ухожу.

— Устал? — желваки на щеках Хасика заиграли.

— Да как сказать…

— А я не устал!

— У тебя своя песня, у меня — своя.

— Это уж ты сказал точно, — Хасик отвернулся.

Ему стало горько говорить с Сергеем. Если башкир хочет уехать, пусть едет: он не за свою землю борется. А Хасик, хоть и провёл молодость в Москве, но эти склоны, вершины, низины своих абхазских предков не отдаст никому.

Сергей удивился, что Хасик на прощанье не протянул ему руки.

Хотел пробудить в нём прошлое:

— Помнишь, как мы в Гагре?

— Не помню, — отрезал Хасик.

А Василий Забетович снял с плеча Сергея автомат:

— Лучше сегодня яйцо, чем завтра курица…

— Какая ещё курица?

Василий Забетович не ответил.

Сергей ушёл. Ему было нелегко. Хотел свернуть в батальон Наташи и напоследок глянуть на неё, но ноги продолжали ступать по дороге.

Он твердил себе: «Всё, отвоевал… Всё!» Нельзя сказать, что ему хотелось назад в Уфу — там его тоже никто не ждал.

С некоторых пор он ощущал себя каким-то бесхозным. Поэтому, когда рядом остановился УАЗ российской воинской части, он попросил его подвезти. Разговорившись с водителем, он не пересел на автобус, идущий в Адлер, а свернул в воинскую часть в Гудауте, где стояли десантники. В части не хватало контрактников, и, когда Сергею предложили остаться, он не стал долго думать.

Некоторые сложности возникли с военным билетом и паспортом, которые остались в Гагре у свана и к Сергею не вернулись. Запросили из Уфы подтверждение — и он оказался на службе у десантников.

10

Наташа с момента ухода Сергея ничего о нём не знала. Не знала, что из «зушки», которая подбила танк, стрелял Сергей. Не знала, что Сергей сказал Хасику на прощанье.

Она шла к брату и по дороге столкнулась с Хасиком.

— Какие у вас дела? — спросила Хасика.

— Наташа! А Сергей уехал, — ответил тот.

— Как?!

— Да его заело…

— Что же так?

— Танк подбил, а ему говорят, что не он… Хасик рассказал, как танк выехал, как подставил башню, как не упустил момента Сергей.

— Ой, я видела! Я видела! — воскликнула Наташа.

— А что из того, что вы видели… Наташа! Вы только осторожнее тут. Недавно мародёров поймали, они девчонку тащили…

— У меня боекомплект, — Наташа показала на матерчатый «лифчик», уставленный рожками и гранатами, и на медицинскую сумку.

— Х-хе… Наташа! Медсестра искоса посмотрела на Хасика:

— Вы мне угрожаете?

И со смехом пошла дальше.

Она понимала, что в войну всплывает всё низменное, но и в кошмарном сне не могла себе представить, чтобы кто-то из абхазских парней с ней обошёлся плохо — с той, которая ради них оказалась на фронте и рисковала жизнью.

Она шла, вспоминала Сергея, который за ней ухаживал, который приехал изза неё, который воевал рядом, который её спас, который бежал. По её мнению, бежал позорно. Ведь были и те, кто, несмотря ни на что, оставался нести выпавший абхазам крест. Как её брат, который мог отсидеться в Харькове, как его жена Люда, мать двоих детей, теперь пропадавшая на передовой, как Лиана.