Третий Рейх. Война. Книга II. Кризис и крах - Олег Юрьевич Пленков

этом и был смысл борьбы 6-й армии в безнадежных условиях? С 10 января по 2 февраля, то есть более трех недель, остатки 6-й армии вели бой с превосходящими силами Красной армии — это уже внушительное достижение. Начальник немецкого Генштаба Курт Цайтцлер с восхищением писал, что если иметь в виду физическое напряжение войск, их психическое состояние, а также климатические условия, в которых они сражались, их достижения можно было бы удвоить и даже утроить[213].

С приближением новой военной зимы 1943 г. германскую армию стало охватывать чувство угрюмого отчаяния, растущей уверенности, что война проиграна, но конца ее при этом не видно. Солдаты вермахта все еще находились в глубине России. В отличие от зимы 1944–1945 гг., когда они были охвачены героическим безумием, сейчас они медленно отступали по враждебной им земле, все время находясь в численном меньшинстве, постоянно нуждаясь в горючем и боеприпасах, пересиливая себя и эксплуатируя технику за пределами допустимого. Особенно всех угнетала наступающая зима с ее морозами и неустроенностью. Майор-артиллерист Густав Кройц из 182-й дивизии писал в ноябре 1942 г.: «К концу месяца мы получили пополнение, новые самоходные пушки численностью до батальона. Их обслуживали совсем молодые юноши с несколькими офицерами и унтер-офицерами, которые участвовали в боевых действиях в Италии. Они тут же стали жаловаться на холод. Они жгли костры днем и ночью и ломали на дрова деревянные строения, которые могли бы еще пригодиться. Как-то мне пришлось резко поговорить с ними об этом, и один из них ответил, что термометр опустился ниже десяти, и что разве это не чрезвычайный случай? Я ответил, что скоро термометр покажет не десять, а двадцать пять ниже нуля, и что в январе будет и сорок. Это доконало беднягу и он зарыдал»[214].

Пересмотр Гитлером своего отношения к советской армии выразился в речи перед гауляйтерами 6 мая 1943 г., в которой он сказал, что война началась как столкновение между революционными и буржуазными государствами, причем буржуазные государства легко были побеждены. Он сказал, что, в отличие от Запада, на Востоке идет борьба с таким же мировоззренческим, как и Германия, государством, там идет война идеологий. «Советские солдаты, проникнутые еврейско-большевистской идеологией, ведут войну с такой энергией и таким высоким боевым духом, которые сравнимы только с боевой моралью войск СС». Гитлер сказал, что он пришел к убеждению, что большие чистки офицеров до войны не ослабили, а, наоборот, усилили Красную армию[215]. Эти озарения Гитлера явно носили запоздалый характер. Со своей стороны, у солдат после Сталинграда снизилось доверие к военному руководству: анализ сталинградских писем, проведенный информационным отделом минпропа, показал, что лишь 2,1 % авторов позитивно высказывались по отношению к военному руководству, 4,4 % высказывались неопределенно, 57,1 % высказывались отрицательно. В одном из писем из Сталинграда были такие строки: «Нам говорили, что мы боремся за Германию, но теперь здесь осталось очень немного тех, кто продолжает верить в то, что наши жертвы были не напрасны». Или в другом письме: «Мы остались одни, Гитлер нас бросил»[216]. «Я не трус, — писал третий солдат, — но жаль, что мне некому сказать, что я свой долг выполнил до конца, жаль только, что погибать пришлось за преступное дело»[217]. Настроения армии начали постепенно распространяться и на гражданское общество, которое все более стало сомневаться в режиме. СД в этот период передавала, что в центре внимания после Сталинграда оказалась длительность войны… Стали слышны голоса тех, кто сравнивал положение в 1943 г. с тем, что сложилось в Германии осенью 1918 г.[218]

Означало ли это, что Гитлер утерял доверие и расположение армии? Нет, ибо основная масса фронтовиков, прежде всего на Восточном фронте, по-прежнему оставалась верна руководству. Однако гитлеровское оперативное упрямство, его приказы держаться любой ценой привели к катастрофе в Сталинграде, что вызвало желание у немецких генералов (и не только на Восточном фронте) ввести должность единого начальника Генштаба, генералиссимуса, который соединил бы все нити военного руководства или, по крайней мере, взял бы на себя руководство на Восточном фронте (Гитлер вряд ли отказался бы от общего военного руководства). По мнению Г. К. Жукова, став командующим сухопутными войсками, Гитлер существенно ограничил инициативу немецкого Генштаба: «Шедшие теперь от Гитлера приказы стали непререкаемыми в большей степени, чем этого требовали интересы дела. Существовавший в вермахте уровень самостоятельности в решении оперативных вопросов снизился»[219].

Для преодоления такого положения 6 февраля 1943 г. фельдмаршал фон Манштейн предложил Гитлеру ввести самостоятельное командование Восточным фронтом; то же советовали фельдмаршал Мильх и генерал-полковник Гудериан, но Гитлер пропустил эти предложения мимо ушей. Разумеется, эти попытки не означали какой-либо военной оппозиции по отношению к Гитлеру со стороны высшего руководства вермахта, а только желание генералов в будущем избежать роковых ошибок. Только небольшая группа молодых офицеров на Восточном фронте во главе с офицером Генштаба полковником X. фон Тресковым пыталась действовать и организовала покушение на Гитлера, но 13 марта 1943 г. тот невредимым покинул самолет — взрывное устройство, подложенное заговорщиками, не сработало.

Как упоминалось выше, после Сталинградской победы на южном участке Восточного фронта зимой 1942–1943 гг. Сталин хотел большего, нежели окружение одной армии — он хотел отрезать около одного миллиона немецких солдат группы «А» на Кавказе. Тщательно и долгое время готовившийся, оплаченный огромными жертвами, потерей колоссальной территории и реальной угрозой поражения в войне, великий удар, наконец, должен бьш быть нанесен — здесь, у Волги, в центре матушки-России. Настало время мощного контрудара, подобно контрудару по Наполеону в 1812 г. Задействовав восемь ударных армий в направлении на Ростов и на нижнее течение Днепра, Сталин хотел отрезать, а затем уничтожить весь левый фланг немецкого фронта; это семь армий, то есть должно было состояться семь Сталинградов разом. Бесспорно, это означало бы окончание войны уже к лету 1943 г. Когда 6-я армия была надежно зажата под Сталинградом, для последней атаки с целью ее уничтожения советским войскам потребовалось 23 дня. Такое наступление не было необходимым; фактически оно, вероятно, помешало более крупному триумфу Красной армии. 6-ю армию можно было оставить погибать в окружении; если бы основные советские силы были брошены против Манштейна, удерживавшего ростовские ворота, они могли бы захлопнуться перед Клейстом, и СССР одержал бы двойную победу. Немецкий генерал Фри-до фон Зенгер унд Эттерлин указывал: «Только слабые силы должны были удерживать окруженную немецкую армию, в то время как сильные части нужно было освободить для преследования и осуществления многих других заманчивых стратегических задач». Советские войска при развитии своего успеха были медлительны и слишком негибки, чтобы воспользоваться