Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

инструкции от Сталина, у которого, как вспоминал Вячеслав Михайлович, «все было в кулаке сжато». Вести какой-либо диалог с ним было очень трудно. Говорить он мог только по домашним заготовкам и никогда не импровизировал. «У нас централизованная дипломатия, — всегда гордился Молотов. — Послы никакой самостоятельности не имели. И не могли иметь, потому что сложная обстановка, какую-нибудь инициативу проявить послам было невозможно» 183. Такие же правила, особенно на первых порах, Молотов распространил и на себя. К тому же он не говорил на иностранных языках и абсолютно не представлял себе западного менталитета. Это был классический тип советского бюрократа-тугодума, крайне недоверчивого и всегда опасавшегося, как бы его не «надули». «Не помню, чтобы мы были обмануты иностранной дипломатией когда-нибудь», — с гордостью вспоминал Вячеслав Михайлович 184. В этих словах — весь Молотов. Он был искренне убежден, что все кругом хотят «надуть» его, и его главная задача — не допустить этого. Первую короткую встречу с Молотовым Сидс запомнил как «самые неприятные десять минут» в своей дипломатической практике 185. Молотов «совершенно не разбирается в международных делах, — сообщил посол в Форин Офис после нескольких встреч с новым наркомом. — Для него совершенно чужд сам смысл переговоров, как нечто отличающегося от навязывания воли его партийного руководителя». Перед послом сидел министр с непроницаемым лицом и «изворотливостью недоверчивого крестьянина» 186.

Во второй половине мая англичане поняли, что рассчитывать на какие-то подвижки с советской стороны им вряд ли приходится. Все их разговоры с Молотовым проходили в атмосфере растущего взаимного недоверия. Не успев начаться, «оттепель» в двусторонних отношениях быстро закончилась. «У меня выдалась очень напряженная неделя переговоров с русскими, — сообщил Чемберлен сестре Иде 21 мая. — Хотел бы я понять, с какого рода людьми мы имеем дело. Конечно, они могут быть простыми прямодушными людьми, но меня не покидает подозрение, что они хотят видеть, как “капиталистические” страны рвут друг друга на части, а сами они остаются в стороне. Все говорит о том, что на следующей неделе мы должны будем принять судьбоносное решение, заключать с ними союз или прерывать переговоры. Те, кто выступает за первый вариант, утверждают, что, если мы не договоримся, Россия и Германия придут к согласию, что само по себе дурно свидетельствует о надежности России. Некоторые члены кабинета, которые еще недавно выступали против соглашения, придерживаются теперь противоположных взглядов» 187. Среди министров действительно наблюдался разброс во мнениях. Некоторые из них пытались просчитать возможные последствия трехстороннего союза. Члены кабинета опасались реакции держав Оси и Антикоминтерновского пакта, причем не только Японии, но и франкистской Испании 188, которая могла создать неудобства для английского судоходства в Гибралтарском проливе. С другой стороны, к соглашению с СССР англичан подталкивали французы. Даладье опасался, что Гитлер может совершить нападение на Польшу до того, как трехстороннее соглашение будет подписано. По имевшейся у французов информации, генералы Кейтель и фон Браухич будто бы заявили Гитлеру, что Германия в состоянии разбить Англию с Францией, но будет разбита сама, если к ним присоединится Россия 189. После долгих обсуждений и колебаний Англия решила принять советскую формулу и согласилась в конце мая пойти на заключение трехстороннего договора.

Для рассмотрения его условий англичане решили послать в Москву специального переговорщика, Уильяма Стрэнга, одного из ведущих дипломатов Форин Офис. Считалось, что Стрэнг знает Россию. В начале 30-х годов он несколько лет работал в московском посольстве, а на момент своей миссии занимал пост помощника постоянного заместителя министра. В английской дипломатической иерархии это был высокий пост, но Молотов посчитал, что англичане в очередной раз хотят его провести и прислали переговорщика низкого ранга, никак не соответствовавшего молотовскому уровню члена политбюро. Полпред Майский прекрасно понимал, что с профессиональной точки зрения это не так 190, что переговоры будут идти между дипломатами, а не политиками (поэтому, кстати, в Москву и не поехал Иден, который предлагал свои услуги), но предпочел поддержать уязвленные чувства своего наркома. Встречаться со Стрэнгом Молотов не отказался, хотя его изначальная недоверчивость к англичанам лишь возросла. В любом случае высокий ранг Молотова не спасал переговоры от непредвиденных затяжек. Причиной тому была, не в последнюю очередь, низкая квалификация нового наркома. Сидс подметил, что Молотова ставили в тупик самые простые вопросы, когда, например, требовалось дать ответ, какой из нескольких, предложенных англичанами вариантов предпочитает нарком. Тогда Молотов просто уходил от ответа или, в лучшем случае, сообщал, что предложение можно обсудить, и просил передать его в письменной форме 191. В свою очередь, Стрэнг отмечал, что Молотова раздражали детали переговоров, в которых от плохо ориентировался 192. Поэтому переговоры часто прерывались для того, чтобы нарком мог понять, о чем идет речь. Помочь ему мог бы присутствовавший Потемкин, но на переговорах он сидел в качестве переводчика и в их ход не вмешивался. От каких-либо разговоров, призванных разъяснить суть вопроса, Потемкин уклонялся 193, а после всех чисток говорить по существу в НКИД было просто не с кем. Французский посол в Москве Поль Наджиар шутил, что он успеет состариться и выйти в отставку, а Стрэнг все еще будет вести переговоры в Москве 194.

На первой же встрече с английскими и французскими дипломатами 15 июня Молотов возобновил свои требования о предоставлении англофранцузских гарантий странам Балтии. Любые возражения и поправки англичан не принимались советским наркомом, и тогда, чтобы не срывать переговоры, они, как правило, шли на уступки. Решено было, что гарантии оформят дополнительным, секретным протоколом. Англичанам непросто было согласиться с некоторыми советскими требованиями. Молотов, например, настаивал, чтобы соглашение упоминало также гарантии Советскому Союзу в отношении агрессии со стороны Польши. Но тогда на условиях взаимности надо было давать Польше гарантии на случай агрессии со стороны СССР 195, что ставило под сомнение саму идею трехстороннего соглашения. Меньше сложностей возникло с требованием Молотова включить в соглашение пункт о незаключении сепаратного мира. Временами Молотов доводил англичан до белого каления. Они выстраивали свою позицию, через некоторое время, идя на уступки, смягчали ее, а Молотов продолжал твердить одно и то же. В результате у Стрэнга сложилось стойкое впечатление, будто Молотов был изначально уверен, что англичане обязательно уступят 196. Стрэнг полагал, что в Москве убеждены, будто Западу договор был нужнее, и общественное мнение в той же Англии заставит Чемберлена заключить его 197. Действительно, Молотов крайне неохотно и редко соглашался на какие-то подвижки. Англичане, например,