Чеченские рассказы - Александр Владимирович Карасёв

курсе, они были, кажется, на пятом. Сейчас уже седые все – даже с седой бородкой есть. А женщина поразительно не меняется со временем… Раз как-то, курсе на втором, Виктор попал в эту компанию, тоже в День факультета. Сейчас вспомнилась та разудалая пьянка и обрывок песни: «…Звездопад, звездопад… Это счастье – друзья говорят… Мы оставим на память в палатках… эту песню для новых орлят…» К ним, может, хотя бы прибиться?.. Но Виктору стало так грустно от «Звездопада», что глаза его заблестели. Да и не знает он там никого. Без тётки с постоянной внешностью он бы их вообще не узнал. Виктор кивнул ветеранам, прохаживаясь в проходе зала, а грустный «звездопад» ещё долго крутился в его голове.

Виктор не был моложав и рано начал лысеть. Седеть тоже, но на его светлых волосах седины почти не было заметно. Он уверенно выхаживал по актовому залу, обтекая шумные группки студентов и молодых выпускников. Невысокий Виктор смотрел на удлинённую (как ему казалось) молодёжь снизу исподлобья – получался отталкивающий взгляд, которым он прокладывал себе путь в толпе. Украдкой Виктор щупал взглядом девочек-студенток. В низко спущенных шортиках-юбочках и высоко поднятых маечках, они аппетитно нервировали его.

Со стороны Виктора можно было принять за бизнесмена средней руки. Или начальника отдела безопасности коммерческого банка. Равномерный загар его лицо приобрело в северном климате, поэтому Виктор был похож на человека, посещавшего солярий, а не на элегантно одетого промысловика с Алтая.

В зале шумно. На сцене бегает первокурсница с детскими косичками и в «трусиках» – так Виктор обозвал её экономный наряд. В глубине сцены сидят студенты в чёрных английских докторках с кисточками и раздувают щёки. Изображается то ли экзамен, то ли судебный процесс. Виктор понял, что девочка в «трусиках» является положительной героиней, попавшей в лапы бесчувственных злодеев.

Студенты поглядывают на сцену вскользь, галдят, хлопают в ладоши, когда начинаются хлопки, и смеются, когда начинается смех. «Бурные продолжительные аплодисменты», – ухмыльнулся Виктор. Он рассматривал строгих, как на экзаменах, преподавателей. …А вон и Арутюнова… и Вишневский, кажется… Кочергин постарел очень… Виктор повёл взглядом по интерьеру зала, пробубнил: «хоть бы шарик повесили» – и пошёл к выходу.

Он не был на Дне факультета двенадцать лет – и вот результат! А это кто? Трапезникова, что ли?.. Виктор понял, что общаться с Трапезниковой ему не хочется даже один раз в двенадцать лет, и «не заметил» её… И главное, не пьёт никто!

Из однокурсников был Мызников – он работал в университете преподавателем.

– …Никто уже не приходит, – говорит Мызников, – слышал, что Квирикадзе умер?

– Слышал.

– Наташка Голуб… ну, Антонова бывшая… красавица наша… доцент на социологии… – Мызников поворотом лица указал на располневшую, но ещё хорошо узнаваемую однокурсницу в бордовом платье.

Виктор радостно бросился к Наташке, чтобы отделаться от нудного Мыза. Протиснулся через группку студентов.

– Привет, Наташка!

– А, привет, отлично выглядишь, извини… – Пухленькая Наташа очаровательно взмахнула ресницами и выпорхнула из зала, как голуб.

Вот блин!.. Что это было?.. Виктор вышел и спускался по лестнице в вестибюль, ему хотелось выпить. Тем более что он и настроился сегодня выпить. Да… от людей он определённо отвык.

В вестибюле открылись изящные магазинчики, распространяя запахи варшавского вокзала. Над витриной с тетрадками и ручками выстроились чёрные кейсы. Продавались учебники, CD-диск «125 000 рефератов», книжки Полины Дашковой и книжка «Грех» с небритым мужчиной на обложке. В стеклянной капсуле «Nivea» плавно вращались дамские колготки с различным количеством дэн. Виктор прошёл мимо удивительной капсулы и поднялся на факультет, чтобы покурить в туалете.

В туалете курить запрещалось. Зато можно было пользоваться туалетной бумагой, смотреть в зеркало и причёсываться, мыть руки с мылом и сушить их под аппаратом, работающим без кнопки. Настроения не было совсем.

Воспоминания настолько не вязались с окружающим фоном, что было противно. Виктор чувствовал себя так, словно изобрели наконец машину времени, которая бросила его в будущее, и не известно ещё, на сколько лет вперёд. Университет он не узнавал. Просто он убежал от жизни, зарылся в тайге. А где эта жизнь?.. Здесь она разве? В сортире этом красивом?

Прозвучал звонок. Каким-то ультрасовременным звуком – как в космосе. Виктор шёл к выходу, обходя распахнувшиеся двери кабинетов, попадая в шумные заторы из студентов. Он осматривал расписания занятий, фальшивый мрамор на месте крашеных панелей. Спустился в вестибюль.

О, блин! опять театр… В вестибюле одну из колонн обступили человек двадцать хохочущих студентов. Спиной к колонне, сжавшись как затравленный зверёк, стоит парень. Мимо него, юмористически поднимая худые колени, крадётся длинный в бейсболке. Парень неловко шугает длинного ногой на потеху публике. Но длинный улучил момент, подскочил к парню и отпустил громкий фофан. Зрителей повело в стороны от смеха, а длинный, уворачиваясь от удара, налетел на Виктора. Виктор, как наручником, сжал его запястье.

– Прижухни! Разговор к тебе, конфиденциальный. – Виктор левой рукой быстро вытащил из кармана какое-то удостоверение, сунул под нос длинному (так, чтобы видели все) и повёл его к выходу. Не желая связываться с энергичным мужчиной в штатском, зрители разошлись, а затравленный парень стоял у колонны и смотрел вниз – казалось, он внимательно рассматривает свои туфли.

Длинный, в бейсболке и майке с капюшоном, шёл с солидным коротышкой Виктором, не пытаясь вырваться. У выхода Виктор напустил на себя самый добродушнейший вид. Пожилой охранник в чёрной форме с шевроном подумал, что это, должно быть, отец ведёт нашкодившего сынка-первокурсника. Охранник отвернулся и вздохнул со смешанными чувствами.

За углом здания Виктор разжал руку, моментальным движением ткнул длинного в солнечное сплетение. Бейсболку сдуло с головы, и неожиданно яркий рыжий бобрик рухнул Виктору на плечо. Парень подломился. Виктор похлопывал его по спине: «Тихо… тихо…»

Со стороны казалось, что один человек помогает другому человеку, например, поперхнувшемуся, прокашляться. Беспечные группки студентов посмеивались за голубыми елями.

– Ну, всё-всё!.. Не нравится?

– Вы кто вообще?

– Отец родной.

– А-а… ясно.

– Чё тебе ясно?!

Парень молчал с красным лицом и задыхался.

– Про то, что в следующий раз будет больнее, нужно говорить?

– Не нужно.

– Ну, всё хорошо тогда… Виктор, – Виктор подал руку.

– Симеон.

– Блин! И имена у вас у всех идиотские!.. А почему не Епифан?!.. Не обижайте пацана, Си-меон.

– Да в шутку это…

– Ну, ты понял меня?! (Виктор надвинулся.)

– Я понял.

Виктор закурил сигарету и пошёл по аллее в сторону трамвайной остановки.

Снаружи университет смотрелся приветливо и совсем не изменился. Мягкие лучи солнца ложились на старинный фасад здания. Деревья зеленели нежными листочками. Трогаясь с остановок, позванивали трамваи, а иностранные автомобили повизгивали у светофора. Виктор улыбнулся, достал мобильный телефон, задумался и вставил телефон на место. Шёл и рассматривал девочек и парней, как иностранец.

Девочки весело щебетали. Парни обнимали девочек за попки и тоже щебетали. «Как в Париже», – подумал Виктор и вспомнил, что никогда не был в Париже. Он дошёл уже почти до улицы с трамваями, но вдруг развернулся и зашагал обратно, вспугнув одну парочку.

Симеон курит на корточках, сплёвывая на асфальт тягучей слюной, вяло смотрит из-под большого клюва кепки. Виктор присел рядом, подтолкнул его плечом и сказал: «Пойдём, пивка попьём хорошего?.. Угощаю».

Дверь

Мызников, в тельняшке и чёрных тренировочных штанах, распахнул дверь. Дверь саданула о панельную стену. Сверху что-то посыпалось на людей, похожих на замерщиков дверного проёма. Улыбки сползли с их лиц.

– А мы звонили…

– Звонить бесполезно. Звонок не работает. Вы кто?..

– Мы замерщики… Мы дверь… Мы из «Метсваркона»… – Замерщик показал рулетку. («Хохол», – отметил Мызников.)

– Проходите.

Мызников выговаривал слова отчётливо. На его скулах играли желваки. Вена буквой игрек вздулась на лбу, меняя положение. Впечатление усиливал шрам над правой бровью. («Ножом», – подумал второй замерщик.)

– Вы из какой фирмы?

– Мы из «Метсваркон»…

– Правильно.

«Двести десять на сто один», – сказал замерщик с рулеткой, измерив проём. Говорил вообще только он. Второй, угрюмый, постарше, вписал цифры в лист заявки. «ООО Метсваркон Санкт-Петербург», – прочёл Мызников листе-заявке и ушёл в комнату.

Тишину в квартирке-студии нового дома нарушает треск перфоратора откуда-то сверху и справа. Когда перфоратор умолкает, слышно жужжание мухи, умудрившейся залететь на девятый этаж.