Выстрел - Игорь Немодрук

Чувство это было настолько угнетающим, особенно на виду у народа, что Артём едва переборол острое желание тут же прервать пытку и уйти с помощью Джинна на свободу.

После «флюшки» Артём ещё несколько часов разделял «обезьянник» с другими его обитателями, которых по очереди уводили, приводили обратно после общения со своими следователями, некоторых увезли в наручниках. «На санкцию», – объяснили конвоиры. На санкцию это значит на суд, который определяет дальнейшую судьбу задержанных: кого-то отпускают, кому-то определяют меру пресечения – подписку о невыезде или арест на два месяца, а кому-то просто продлевают арест до десяти суток. В любом случае обратно в райотдел никто из них надолго не возвращался, разве что только на пару часов к следователю на допрос.

Артём своего следователя увидел во второй половине дня. В комнату перед клетками вошёл плотный мужчина лет сорока, в коричневой кожаной куртке, его серые глаза прятались в тени очень густых, «брежневских» бровей, кожаная кепка скрывала под собой солидные и умные залысины.

– Помогайбис кто? – Голос был зычный, командирский.

– Я Помогайбис. – Артём очнулся от дремоты, в которую впал, когда вывоз на санкцию проредил плотность населения «обезьянника». Представилась возможность присесть, привалившись спиной к стене, а ноги вытянуть вдоль скамейки – очень даже комфортные условия после полусуток колготни на ногах.

Судя по трём письменным столам, трём пошарпанным сейфам, одному настенному календарю и электрочайнику с тремя разнокалиберными чашками на подоконнике, Артёмин милиционер делил кабинет ещё с двумя коллегами. Следователь, представившийся как Смирнов Юрий Яковлевич, ознакомил Артёма с кучей всяких процессуальных бумажек, на которых заставил расписаться. Долго допытывался, куда Артём запрятал сабли и не хочет ли он признать себя виновным? Заметил, что Артёму очень не повезло, так как в этом деле замешаны какие-то личные интересы высокого начальства. Он угостил подследственного чаем и сигаретой, посоветовал ему не отказываться всё же от адвоката, и пропал из его поля зрения до самого судного дня, который наступил на третьи сутки.

Суд сам по себе занял не долгое время, а вот поездка в «воронке» оказалась пыткой. Сначала поехали в ИВС – изолятор временного содержания, где в их и без того тесную компанию втиснули ещё троих уркаганов. Оттуда по ухабистым городским улицам, то весело подпевая себе сиреной, то с трудом протискиваясь в таких густых пробках, где никакая милицейская мигалка не помогала, уазик повёз их в своей клетчатой утробе, встряхивая и подбрасывая словно спички в коробке, каждого к своей судьбе.

А слово «суд» имеет один корень со словом «судьба», и суд этот, словно камень на распутье, указывал только два пути – или тюрьма и несвобода, или свобода, но коротенькая, урезанная, на подписке, словно на веревочке. Артёму этот камень придорожный в образе судьи, выслушав доводы следователя, прокурора и самого Артёма, определил два месяца ареста. Решение Артём воспринял спокойно и без удивления. Окунувшись в эту криминально-милицейскую кашу, поварившись в ней недолгое время, наслушавшись разных историй, он вообще перестал удивляться казусам и логике отечественной юриспруденции. Он знал, что в следственном изоляторе – СИЗО, где его теперь должны содержать, люди могут сидеть месяцами, иногда даже годами, дожидаясь суда. Суда, который единственный может назвать человека преступником, а ведь только преступника можно лишать свободы. Вот и выходит, что он ещё не преступник, но в тюрьму уже посажен. И какой же суд после этого признает его невиновным? Куда же девать в таком случае тот срок, который он к тому времени уже отсидит? Зная всё это и понимая, что гнусный сосед, обеспечивая Артёму казённое жилье с пансионом, должен побеспокоиться и о своём будущем. А будущее это могло быть комфортным только в том случае, если Артём как можно дольше, желательно всегда, будет находиться не в пределах своего дачного участка, а за надёжным высоким забором с опушкой из колючей проволоки. Но потакать ему в этом желании Артём не желал. Поэтому, выслушивая судью, скороговоркой читающего решение, он обдумывал, как бы ему красиво уйти – без шума, членовредительства и выламывания решёток.

В комнате, где под присмотром конвоиров все насильно привезённые дожидались окончания процессов, они мурыжились уже несколько часов, не считая долгого томления в «воронке». Поэтому просьба вывести его в туалет подозрений не вызвала и, хотя и с неохотой, но была выполнена. В туалете он тихонько пообщался с Джинном, попросив его об одолжении.

Когда последний на сегодня продукт юриспруденции получил свою порцию правосудия, взбодрившиеся в предвкушении скорого окончания рабочего дня конвоиры, торопливо подняв со скамеек своих подопечных, повели их гуськом через холл в машину, гостеприимно распахнувшую нутро на площадке перед зданием суда. Своим серым видом, надписью по синей полосе на боку: «Дежурна частина Суворівського РВ УВС у м. Одесі» и мигалкою на макушке, она выделялась среди пестроты других машин, припаркованных на площадке, как рабочий индонезийский мул среди скаковых лошадей на ипподроме. В стороне от неё, метрах в тридцати, Артём увидел одинокий мотоцикл, заурчавший тихим шёпотом при его появлении. Вот к нему-то он и прыснул словно заяц, звеня стальными браслетами, оставшимися висеть на левой руке. А освобождённой правой он вытащил из кармана светошумовую гранату – туалетный подарок Джинна, как и ключик от наручников, и, не оглядываясь, кинул её за спину, где уже раздавались всполошенные крики: «стоять!», «стой! стрелять буду!», «лежать! всем лежать, твари!» «заводи машину!». Однако оглушающий хлопок и дикий свет, полыхнувший за спиной Артёма, нивелировал всё это разнообразие желаний и возгласов в одно протяжное и хоровое «А-а-а-а!». Разгоняя мотоцикл против шерсти по улице с односторонним движением, Артём слышал только этот возглас, перемежаемый удаляющимися стонами и матами.

Стоны эти и маты не шли ни в какое сравнение с тем истошным визгом и последовавшей за ним булькающей икотой, с которыми проснулся среди ночи сосед Артёма. Проснулся в своём доме с крепкими и надёжными запорами, видеокамерами, датчиками движения и другими охранными штучками, понатыканными, где только можно. Единственным неприятным моментом, вызвавшим такой дискомфорт, был Артём, наяву сидящий у кровати и острием катаны стянувший с него одеяло.

– Гражданин Бучковский В.П., говорить сможешь? – начал Артём свой допрос.

Бучковский в ответ поперхнулся икотой и пополз спиной вперёд, не сводя глаз с меча, пополз, пока не уперся спиной в ковёр, висящий на стене над кроватью. Этот короткий, в несколько движений путь, показался ему очень длинным, выматывающим, после него в теле, в мышцах не осталось