Операция «Турнир». Записки двойного агента - Анатолий Борисович Максимов

было нельзя – не за тем прибыл в Канаду. Но привлекала возможность получить более-менее объективную оценку квалифицированных людей своим способностям. Не заблуждался, что придется сделать скидку в оценке таланта на то обстоятельство, что в мотивах руководства школы должны быть и коммерческие расчеты.

Ответ не заставил себя ждать. На двенадцати страницах хорошо оформленной брошюры излагались тесты на чувство композиции, формы и ситуации, типажей и юмора, а на последней предлагалось подготовить рисунок по собственному усмотрению.

Примечательной была первая страница, которая предлагала рассказать о себе. Это была своеобразная анкета с двенадцатью вопросами и несколькими подвопросами. Ответы могли дать довольно полное представление о степени увлеченности этим видом искусства. Правда, при необходимости некоторые вопросы можно было обойти. Так я и поступил.

С заполнением тестовой брошюры не торопился. Не до того было. Месяца через полтора-два мне домой позвонил представитель школы и попросил принять его для продолжения разговора об обучении.

Представитель оказался приятнейшим человеком, почти моим ровесником, обходительным и мягким в общении – в общем, коммивояжер от искусства. Он попросил показать мои рисунки, сделанные за последнее время. Внимательно рассмотрел их и одобрил. Затем передал несколько журналов, выпускаемых школой, а также рекламный проспект с лучшими работами бывших учеников школы, выполненными в цвете или в черно-белой манере.

«Коммивояжер» расспрашивал подробно об истоках моего интереса к живописи, условиях работы в этой области и возможностях обучения в России, в частности заочно. Он расхваливал, но не очень назойливо, успехи на поприще живописи тех, кто решился заочно окончить курс обучения в американской школе. Настойчиво рекомендовал заполнить тестовую брошюру, подчеркивая, что это не налагает на меня никаких обязательств. В то же время отмечал, что шансы быть принятым у меня имеются, и весьма хорошие. Советовал не беспокоиться об оплате, говоря, что могут быть представлены льготные условия, а в особых случаях может взиматься почти символическая плата. Что это за «особые случаи», посетитель не пояснил.

Не исключая, что приход «Коммивояжера» ко мне домой мог быть связан с заданием канадской контрразведки, я держался с ним в рамках делового общения.

Человек такой профессии мог бы меня заинтересовать в оперативном плане, как связь с перспективой разработки его в качестве наводчика.

Во-первых, инициатива знакомства исходила от него. Затем, его приход в дом не мог остаться незамеченным – привратник обязательно спросил его, в какую квартиру идет. Трудно предположить, что в доме, где проживает десяток советских семей, такие визиты останутся вне подозрения контрразведки, для которой привратник самый что ни на есть помощник. Нужно было рассчитывать на худшее.

Через некоторое время я все же направил в школу тесты, которые получил обратно с довольно высоким общим оценочным баллом. Мне сообщалось, что я зачислен на заочное обучение, к письму прилагался счет на оплату и правила обучения.

Конечно, оно не состоялось, но в некоторой степени самолюбие мое было удовлетворено. Несколько звонков «Коммивояжера» с просьбой продолжить разговор о скидке в оплате были оставлены без внимания.

Но самым знаменательным событием в оттавский период, имевшим значение в последующем, была случайная, как тогда казалось, встреча с Джеффри Вильямсом. Произошла она на вокзале в Оттаве.

Мы встречались в Оттаве и Монреале раза два-три. Встречи были деловые. Правда, стала заметна его новая тактика в общении – лесть. Джеффри и раньше бывал всегда внимателен ко мне, но тут… Его предупредительность не имела границ, а восхищения деловыми качествами своего «русского друга» чередовались с комплиментами в адрес широты моих взглядов.

Лесть – сильное оружие, но в малых дозах и в умелых руках. Приходилось все это сносить, иронически посмеиваться, и в душе и в открытую, над способностью Джеффри в глаза говорить такое.

Но встречи с ним были приятными и по другой причине – к тому времени он был единственным из канадцев, с которым удалось сойтись довольно близко. Джеффри стал своеобразным «окном в мир людей Страны кленового листа».

Пуговицы – стратегический товар

Работа с «Важаном» осложнялась тем, что он приглашал меня в свой дом, а это в разведке не принято. Разве что в Африке, где разведчикам просто негде встречаться.

Дом «Важана» – неподалеку от дома-резиденции самого генерал-губернатора Канады, наместника английской королевы в бывшем доминионе. Дом губернатора охранялся особо. У меня не было сомнений, что дом «Важана» был в поле зрения охраны.

Встречались мы с ним в самом городе и на другом берегу реки Оттава в Халле, во франкоязычной части Канады провинции Квебек. Я получил сведения о технологии высокопрочных тканей для промышленных нужд и стал наводить «Важана» на мысль о его работе по контракту с ВВС США.

В его доме я увидел фотографию хозяина в весьма необычном виде. Он был одет в скафандр и стоял среди горящего топлива на фоне бомбардировщика, о чем говорили могучие двигатели, общая конструкция самолета и опознавательные знаки ВВС США.

«Важан» пояснил: это он испытывает скафандр для тушения горящего топлива. Скафандр предназначен для нужд стратегической бомбардировочной авиации США, если аварии происходят при взлете или посадке. Его скафандр позволял работать в открытом пламени 12 минут вместо 2 минут у всех других конструкций.

Информация о специфике изготовления ткани для этого уникального скафандра, ее образцы, фотографии скафандра и его отдельных частей вместе с изображением участника испытаний оказались у меня.

Центр остался доволен полученной информацией, но запрошенных средств на оплаты информации резидентуре не выделил. В шифровке говорилось традиционное: «После испытаний на полигоне наших ВВС скафандру будет дана оценка». Для меня такой ответ означал: ждите, а лучше не ждите. Я понимал, что пока будет изготовлен и испытан скафандр, получена официальная оценка его полезности, пройдет долгое время. И я вынужден был запастись философским терпением.

«Важану» было под семьдесят. Я честно объяснил ему ситуацию. Речь шла о не ахти каких суммах, и «Важан» махнул рукой на необязательность меня и моего Центра.

Отъезд из Оттавы в Монреаль прервал наши отношения с «Важаном». К этому времени он передал все, чем был богат, даже исследования в этой области в различных странах – его личное досье, которое я перефотографировал и ему вернул.

В Монреале он бывал редко, и встречи с ним свелись к дружеским отношениям. За годы моего пребывания в Канаде «Важан» заметно постарел, и наши беседы теперь велись в основном вокруг семейных дел. «Важан» гордился своей дочерью, которая появилась у него уже после шестидесяти лет. Он стал путешествовать, предпочитая острова Центральной Америки. В конце семьдесят первого года мне попалась на глаза газетная заметка, в которой говорилось, что местной полицией задержан канадский