Такси за линию фронта - Станислав Кочетков

очередь, Олег опять за древней бабусечкой с внучками под ручку. Снова вопросы-ответы. Олег, не сообразив, хотел «Символ веры» вслух прочитать, но остановил батюшка. Видно, главный тут — седой, благообразный, коренастый. А тот мелкий и щупленький, которому водила исповедовался, по правую руку от главного стоит, что-то в ухо шепчет. Подали с длинной серебряной ложечки Святое Причастие — мелкие куски просфоры, в кагоре вымоченные. А церковная староста — женщина, но помоложе, где-то Олегова возраста, — уже просфоры и Святую Воду в рюмке подает.

Закусил Олег, запил, стал среди других молящихся, и вдруг такое на него снизошло… Нет, слов лучше слышно не стало, да и как чувствовал себя здесь не совсем на своем месте, так и теперь. Но вот как будто очень трудное дело сделал, и сделал хорошо. Или гонку какую трудную сам с собой выиграл. Как будто победитель, но победил прежде всего самого себя.

Дождался паузы в молении, бочком-бочком — и вышел из церкви. Смотрит, напротив главного входа в храм асфальт выщерблен, прилет был! Как близко! А он и не слышал. Точнее, слышал, наверное, но внимания не обратил. Сунул по привычке руку в карман — а сигарет-то по-прежнему нету. Вон тягач его седельный, там точно есть.

Пошел к машине.

А в бардачке как раз на блоке сигарет — коробочка пластиковая прозрачная. В ней два яйца, пузырек соли и игла. Сообразил, что это Димка еще вчера о нем позаботился, что яйца сырые. Аккуратно иглой проковырял яйцо, посолил, выпил. Еще одно — сразу в мир как будто краски налили. Вздохнул с облегчением, потянулся к сигаретам — зазвонил телефон.

Димкин номер:

— А-але, т-ты д-доех-хал?

— Все нормально, Димуль, уже из храма после причастия. Ты, главное, не волнуйся! Сам-то как? Как здоровье?

— Ж-ж-жить б-буду. Ч-чего зв-воню… К-крестин-н-ны п… перен-носятся!

— Да я и так уже все понял! Подождем! Главное, ты выздоравливай! Жену твою, Люсю, к тебе не привезти?

— П-поз-звон-нили ей… Й-едет! С-сама! С доч-чкой и в-внуком!

— Ну вот и слава богу!

— Богу с-слава! — и отбой.

Вздохнул. Потянулся в почти нагревшийся холодильник, достал бутылку воды, открыл, чуть хлебнул, потом приложился — и махом полбутылки. Оторвался, вытер пот, достал из блока пачку, распаковал, сигарету в зубы — и остановился. Мысль резанула: мол, если причастился, что, можно дальше грешить? Вспомнил заповеди, перевел в список грехов. С которого начнем?

Посмотрел на телефон в руке. И решительно затолкал сигарету в пачку, захлопнул пассажирскую дверцу, пошел к водительской. Все не так. Не во всем покаялся, не во всех грехах прощен. Теперь все по-другому. Даже если не без греха. Сначала поедем к жене. Мириться. Ведь не у всех Дар воевать и побеждать. Кому-то Он дал и Дар хранить дом. Хотя бы, чтоб было куда воякам возвращаться. Даже прошлым. Бывшим. Не только с дырочкой в правом боку. А, даст Бог, еще и с Победой…

4. Автосекс

Играли в карты у конногвардейца Нарумова.

Нас наградили. И Олега, и меня, и Синая, и Вольку. Медалью «Всё для фронта, всё для Победы». Международный Геральдический совет из Москвы прислал Муху, Патриархия — архиерея, и все это на наши буйны головы. Я только-только ходить научился заново, без поддержки. Правая рука точная, но несильная, левая сильная, но неточная, заикаюсь — а тут московский епископ и Муха в погонах полковника.

Собрались все — и холостой Камиль Керимов, нынешний напарник Олега, и друзья с женами, и старые фронтовые друзяки, с женами и боевыми подругами. Собрались у меня: квартира большая, все четыре комнаты проходные, и я гораздо неподъемнее других, потому… Ну и, как водится: когда награжденные поднабрались (даже я разрешенный врачами стакан красного сухого вина — ну, не вина, а шампанского, не сухого, а полусухого, не стакан, а фужер — допил), компания разделилась. Архиерей и Муха, как официальные лица, постарались незаметно отчалить, после чего все вздохнули свободнее. Дамы вместе с моей Люсей и, как ни странно, Волькой и Синаем, уединились на кухне, рецептами обмениваться и кости перемывать. А в нашей компании пошли вполне себе фривольные похвастушки.

Нет, жены, конечно, через открытую дверь все слышали и часто комментировали. Но их «во брехун-то!» или «фу, охальник!», похоже, никто кроме меня не слышал. Хотя, может, и наоборот: зная, что благоверные подслушивают, чаще трепались и хвастались именно для них. Потому как мы и так друг друга знаем кучу лет — смысл нам друг перед другом выхваляться? Но я-то заикаюсь, а значит, больше слушаю, чем говорю. А вот у мужиков ну прямо павлиньи хвосты на языках повырастали.

Камиль, который младше всех, как раз всех и перещеголял. И с такой у него было, и с эдакой. Олег только похохатывал: мол, мы же вместе ездим, друг дружку каждую минуту видим, как и когда ты бы смог успеть? А Камиль, нимало не смущаясь всеобщим хохотом, продолжает наяривать.

И тут вдруг в комнату заходят Волька и Синай, типа на балкон покурить. Странное дело: Синай почти совсем не курит, разве что кто угостит каким-нибудь эксклюзивом. Сигарой там или сигариллой с неожиданной ароматизацией. А Волька как раз такого не потребляет — так что, Синай просто за компанию пошел?

Взявшись за ручку балконной двери, он вдруг остановился, постоял немного, а потом развернулся и, глядя на Камиля, вполголоса изрек:

— Дорогой, а ты деда Колю с бабой Галей не забыл? Может, расскажешь для полноты картины? — и вышел дальше на балкон.

Смотрю, Олег напрягся, аж побледнел. У Вольки по лицу улыбка странная кривится, а на Камиле вовсе лица нет. Заткнулся — как отрезало; весь оставшийся вечер сидел молча и ушел первым.

А меня — заело. Еще вечер не закончился, напал я на Олежку, прижал его стулом на диване и — «Давай! Что там с дедом и бабкой у Камиля было? Колись!»

— Да не с ним! Там как дело было-то…

В общем, история оказалась та еще.

* * *

На окраине Мариуполя есть блатной заброшенный пляж: с цветниками, с навесами, шезлонгами, фонарями, даже с вышками — в воду прыгать. И на этом пляже бусик зеленый, дом на колесах. В котором эти двое стариков и живут. Сейчас-то уже октябрь, не до купания, но деловые, хозяйственные: дед и с водой разобрался, и со светом, и сортир починил, и душ сделал, и дорожки метет. Бабка, хоть и еле ходит, все клумбы в порядке держит, каждый день поливает. Оно как