Подвиг разведчиков. Беседы с легендами - Ева Михайловна Меркачёва

– Много случалось ситуаций, как в фильме «Семнадцать мгновений весны» – «Штирлиц еще никогда так не был близок к провалу»?

– Риски были постоянно. Проходим как-то паспортный контроль на границе. Полицейский спрашивает у мужа: «Как зовут вашу жену?» И тот называет мое имя, но с предыдущей легенды (мы использовали его в другой поездке и по другим документам). Я разыграла такое возмущение! Полицейский в итоге сам превратил все в шутку: «Не волнуйтесь, у всех мужчин это бывает, мы все забывчивы».

Как-то во время бракосочетания (женились в который раз!) регистратор спрашивает у мужа: «Девичья фамилия матери вашей будущей жены?» А муж только русскую помнил. Слава богу, что промолчал. Но он так себя повел, что все это списалось на волнение перед церемонией.

Но это все «цветочки». Были случаи, когда нам неудобные вопросы «в лоб» задавали. Вот пара историй. В одной маленькой африканской стране было кафе под названием «Али-Баба», хозяин которого, скорее всего, работал на спецслужбы. Как я поняла, само заведение специально было организовано для того, чтобы там собирались разведчики из разных мест. И вот однажды хозяин моему мужу заявляет: «Ты – русский разведчик!» Так прямо. А мой ему: «А ты – американский! И в чем проблема?» Он засмеялся и больше ничего не спрашивал. Не надо теряться – это я поняла сразу, как стала работать в разведке.

Уже в другой стране была такая история: в ресторане проходил праздник молодого вина, все веселились, и я там с одним немцем выпила на брудершафт. Он говорит: «Как-то ты по-русски целуешься». Я ему в ответ быстро нашлась: «Не знаю, как у вас, русских, а у нас, французов, целуются именно так».

– Кем же вы были по легенде?

– Вообще по легенде я кем только ни была. Как-то мы сняли квартиру под видом испанцев, а у хозяина друг – бывший французский контрразведчик. И он решил проверить – не шпионы ли мы? Он мне какую-то красную книжицу на испанском словно бы нечаянно сунул. Я ему в ответ тираду на испанском. Он не ожидал. Потом он устроил вторую проверку – пригласил настоящего испанца на ужин. Я прошла экзамен.

Однажды мы попали в ситуацию на грани фола и, если бы не мое нахальство и бесшабашность (в хорошем смысле этих слов), все могло закончиться провалом. Итак, в одной из стран попросили: «Сходите в ваше посольство и принесите документ, что паспорт действительный». А паспорт был сделан нашей службой. Это была суббота, конец рабочего дня. Мы подошли к посольству «моему». Вышел посол, я ему как выдала – мол, нехорошие люди требуют бумагу. Он: «О, ну я им устрою, будут долго помнить». Он сам сел за машинку (никого уже не было), написал. А еще был случай, о котором я скажу так: страна поменяла закон из-за меня, после того, как я написала очень трогательное письмо ее правительству.

– Некоторые разведчики считают, что надежнее работать в одиночку, чем в паре.

– Я так не думаю. Иногда случается, что один разведчик слишком втягивается в роль и допускает ошибки. А напарник всегда это заметит и поправит. Я мужу говорила: «Ты не забывай, кто ты есть на самом деле». И он это мне повторял.

Если мы с мужем шли на какой-то прием, то наблюдали друг за другом. Кто к нему подходил, кто ко мне, какие вопросы задавали нам. Потом мы вместе анализировали. Однажды муж рассказал, что второй секретарь посольства, с которой он танцевал, подтрунивала над ним постоянно, говорила в шутку: «Никакой ты не датчанин!» Я настояла, чтобы мы об этом сообщили Центру. И оттуда пришло: «Никогда больше контактов с этой женщиной не иметь, она шпионка».

Служба нас, разведчиков, «ведет». Она как ангел-хранитель. Мы же не можем все знать. Но бывает, что служба чего-то не знает, и это касается в том числе вроде бы мелочей, на которых, однако, можно провалиться.

– Например?

– Когда мы уезжали в первую командировку, нам сказали: «В гостинице не селитесь в одном номере, вы ведь еще по легенде не муж и жена, а только жених с невестой». Ну, мы и сняли два номера и тут же попали под подозрения. В той стране так было непринято.

– Часто спасало то, что в паре?

– Как-то мы несли сумки с техникой. Видим, телефонная будка, и там почему-то находился полицейский. Что он там делает, кому звонит? Может, он ждет нас. Мы моментально выбросили сумки, обнялись и стали целоваться. И все это выглядело естественно.

– Курьезы тоже наверняка были?

– Ну конечно. Однажды мы, опять же с сумками, где «взятая» нами аппаратура, ждем нашего агента. Волнуемся. Тот пришел, но молчит. Все нервничают. И тут он в сердцах: «Да я пароль забыл!»

Многое легче было делать с ребенком. Представьте картину: идет мамаша с малышом в коляске. Ну кто на нее внимание обращает? А она где носик подотрет, где соску даст (а другой рукой что-то передает незаметно). Муж в это время страхует, наблюдает. Так что даже дети «принимают участие» в работе.

У нас с мужем был специальный язык – слова, которые были сигналами, предупреждениями. Когда его наградили тайным указом, я ему сообщила об этом такими условными словами. Мы пришли домой, налили себе по бокалу, выпили. И так отпраздновали, не говоря ни слова про награду.

– Вы рожали за границей. Был риск, что могли во время родов закричать по-русски? Помните эпизод из тех же «Семнадцати мгновений весны», где Штирлиц говорит радистке Кэт: «Ты будешь кричать «мамочка» по-рязански»?

– Рожала я за границей второго ребенка. Кричала по-французски. Я в командировках сделала русский язык врагом номер один. Мы с мужем никогда не говорили на нем на чужбине. Даже ссорились исключительно на иностранном.

Но были моменты, когда мы сильно скучали по русской речи. Тогда мы отправлялись в аэропорт (знали, когда рейсы из СССР), шли незаметно следом за какой-нибудь группой русских. Как мы радовались, когда они матерились! Для нас это как музыка, прямо такое облегчение наступало – будто на родине побывали. Я приучила себя думать на французском. До сих пор даже сны вижу на этом языке.

– Что страшно на чужбине?

– Для меня лично было страшно заболеть. Дома тебе скорую близкие вызовут, в больницу придут. А за границей сложнее. Однажды я попала в католический госпиталь в тяжелом состоянии. Потеряла сознание. Глаза открываю – передо мной стоит монашенка. Думаю: «Господи, я