Наглое игнорирование. Другая повесть - Николай Берг

не без дерзости заявил самодовольный механик, даже не скрывая ухмылки. Новожилов выскочил первый, только на улице сообразив, что надо бы вперед начальство пустить, но с другой стороны, очень уж любопытно стало.

И еще больше удивился. Перед избой, почти уперевшись в крыльцо, стоял советский тягач «Комсомолец» с советской же полковушкой на прицепе. Только выбивался из общего привычного вида здоровенный немецкий белый крест на боку.

– Ого! – выразил свои ощущения и командир похкоманды. Тоже удивился. Но тут же взял себя в руки, убрал с лица удивление и, будучи явно заинтригованным, нетерпеливо сказал:

– Доквадывайте, товадищ Гдиценко!

Танкист приосанился, орлом оглядел публику (а уже сбегались деревенские и вездесущие пацаны встали кругом, глядя на своего приятеля – мальчишку, высунувшегося из верхнего люка с видом скромного героя, дескать, нам на броневиках с пушками ездить – раз плюнуть! Знай наших!)

– Версты три отсюда, дорога заросшая, но проезжая. Мостик был из соплей и палок, ручей – переплюнуть можно, но топкий, и тот берег крутой – метра полтора. На мосту застрял второй такой же, задом провалился и пушкой накрылся сверху. Немцы пытались вытащить, но не смогли. Там он так сел, что нужно с другой стороны тянуть, спереди – тогда можно выдернуть. Еще там грузовик «Ситроен» и немецкий «носач» крупповский трехосный. Два наших орудия – такие как эта 76-миллиметровка и немецкая гаубица того же калибра на «носаче». И судя по всему – все исправное. Вот снарядов нет вовсе, хотя всякого шмотья в кузовах много.

– А немцы там в лесу сидят! – заявил мальчуган из люка.

– Это как в смысле? – удивился Новожилов.

– Семь гансов мороженых вкруговую у костерка. Я так полагаю, что они от наших удирали, а как тягач мост сломал и завяз, – пошли за подмогой через сломанный мостик, оставив один расчет в карауле. Там костерок старый, угольки и бутылки пустые валяются, видно, ночью приморозило, вот они сдуру и грелись водочкой. Так и замерзли. А с подмогой, видать, ничего не вышло, наши уже и на той стороне были. Я бензин посмотрел, почти полные баки, – соловьем заливался гордый успехом танкист.

– Стданно. И не повомави ничего? – недоверчиво спросил начальник похкоманды.

– Наверное, рассчитывали вернуться. Или, может, ждали, что потеплеет.

– Это к шему? – удивился Берестов.

– Бензин у немцев гонят из угля и опилок, ребята в госпитале говорили, что он замерзает, если морозец за двадцать пять градусов. Как кисель становится с кашей. Густой. И мотор глохнет. А потеплеет – и опять нормальный. Синтетический, – хвастанул ученым словцом горелый.

Спорить с ним никто не стал. На слово поверили.

– А что там за мост? – спросил о другом сапер.

– Там, дяденька, раньше к мельнице ездили. А она потом давно сгорела. Мостик старый, гнилой уже. А та деревня, что за ним – сгорела вся тоже, еще когда немец сюда еще шел, вот никто и не ходил, только мы с Петькой, – пожал свою долю славы мальчишка в кабине тягача.

– Давайте-ка съездим! – предложил Новожилов. Перспектива доставлять своих саперов на место работы мехтранспортом ему очень импонировала. А на вытягивании из всяких гиблых мест разной техники его отделение уже руку набило. Танкист одобрительно осклабился и жестом пригласил отцепить пушку. Сделали это моментом. Старлей молча кивнул и забрался на боковое сидение. Фельдшер помотал головой, дескать, нечего ему там делать. Горелый широким жестом пригласил стоящих рядом пацанов, и те шустро расселись на свободных местах, но к себе в кабину постреленок никого из приятелей не пустил – барином ехал, гордился заслуженным триумфом.

Добрались и впрямь быстро. Как и рассказал одноглазый, так все и оказалось. Брошенная техника, упершаяся в ручей, имела какой-то сиротский унылый вид, даже брезентовый тент на грузовике провис печально. Новожилов попросил пацанов не отходить от тягача, потому как хотел выполнить свои обязанности: глянуть прежде – нет ли тут мин или чего подобного. Но ни беглый осмотр, ни потом более тщательный, ничего не дали. Кроме пары гранат у одного из мерзляков ничего взрывоопасного тут не было. Вот провалившийся с настилом моста тягач особого восторга не вызвал, легкомысленные ожидания мехвода сапер не поддержал. Можно выдернуть, даже нужно, но не так это просто. И надо торопиться – будет скоро половодье – притопит технику, потом черта лысого на утопленнике поедешь.

А особенно понравился грузовик саперу. И порадовало то, что даже кожу с сидений еще никто не срезал, а то видал Новожилов, как моментально с бесхозной техники снимают что попало, а на обувку кожу с сидушек дерут – так вообще мигом. Деловито собрал у сидевших вокруг давно погасшего костра мертвецов карабины – почему-то пять на семерых оказалось, удивился еще, почему у троих расстегнута одежка, словно им перед смертью жарко было, катнул сапогом пустую водочную бутылку и окликнул мехвода, который как раз в окружении ребят что-то объяснял, сидя в приземистом открытом автомобиле со странным капотом:

– Захватим, может, что на буксир? Пушку или вот грузовик?

– Да запросто! Ну-ка, ребятки, помогайте!

Все вместе без особого труда отцепили от грузовика вторую полковушку, прищелкнули ее к «Комсомольцу», в телегу накидали каких-то чемоданов и ранцев, что валялись в кузове грузовика с тентом и тронулись торжественной процессией обратно.

А Новожилов думал, как бы лучше втолковать местным, чтоб они не попортили сдуру эти машины.

Старший лейтенант Берестов, начальник похоронной команды

– Странный набор. Не то батарея, не то черт пойми что, – показал понимание вопроса фельдшер, потрогавший ладошкой теплую броню тягача.

Берестов пожал плечами. Выбила война из него твердую уверенность в порядке и четкости. Финский снайпер убил образцового и звонкого красавца-лейтенанта. Теперь вместо того парня был совсем другой человек. Тот, погибший Берестов, был человеком порядка, свято верил в то, что все подчиняется уставам и правилам, все упорядочено в жизни, а этот, трижды раненый и битый жизнью, твердо знал: война – это мир хаоса. На войне может быть все. И удивить чем-то нынешнего Берестова было трудно. Про себя он прикинул, что, скорее всего, была сперва батарея немецких орудий, да растрепали ее, пока к Москве ехала. Вот и усилили уцелевший расчет трофеями, близкими по характеристикам. И грузовик один остался, по предвоенным расчетам знал старлей, что требуется к орудиям много всякого разного, что обозники и батарейцы таскают. Это уже мало занимало его, скорее думал о том, что нужно сдать в виде трофеев, а что – оставить себе, потому как даже один грузовик резко повышал возможности и упрощал выполнение поставленной задачи, которую начальник