ПТБ или повесть о противотанковой батарее - Борис Геннадьевич Цеханович

подполковника Крупина, который только что отправил Лагерева обратно в расположение приводить себя в порядок. Сержант, узнав, что к нему приехала мама, взял своего друга и как были расхристанные и грязные пошли на КПП, по дороге наткнулись на Крупина и тот их отправил приводить себя в порядок. Замполит отчитал меня за неряшливый внешний вид бойцов и напомнил о распоряжении командира полка проводить свидание только в присутствии командира подразделения. Приведя себя в порядок, Лагерев и его друг, с моего разрешения, ушли на КПП. Хотя я и был в них уверен, но всё-таки в душе была тревога. А вдруг сбегут? Через два часа пришёл к шлагбауму, Андрей прощался с матерью и собирался идти в лагерь. Был весёлый и довольный. Мать же, в отличие от него, выглядела грустной и печальной. Когда Андрей ушёл, я разговорился с ней, к нам начали подходить и другие родители солдат. Она рассказала, что когда начала уговаривать уехать с ней домой, то Андрей ответил ей категорическим отказом.

- Мама, - сказал он ей, - ну, как я приеду домой и буду ходить по деревне, зная о том что я сбежал? Как буду смотреть в глаза родителям моих друзей и односельчан, которые воюют? И что они потом скажут, когда вернуться? Нет, раз я поехал - то пойду до конца.

Хорошо Андрей отозвался и о нас – офицерах. Точно с такими же проблемами столкнулись и другие родители. Я спросил их: ну а как же вы вывозить будете своих сыновей из зоны боевых действий, ведь кругом стоят на дорогах КПП, где у всех проверяют документы и сразу же отловят солдата. Но родители заверили, что вывезти можно, нужно только знать, кому дать и сколько.

Когда я уходил, Лагерева угостила меня святой водой, которую она взяла из святого источника, освятила её и привезла сюда. Отпил пару глотков и, забегая вперёд, скажу вам, ну и усрался я от этой святой воды. На следующий день она опять приезжала и я уже безбоязненно отпустил к ней сына. Она приезжала и ещё раз.

По пути в лагерь встретил командира зенитного дивизиона подполковника Николаева Сергея Георгиевича, поговорили, обменялись впечатлениями и я пригласил его сегодня вечером к себе в гости, благо Саня Арушунян выдал нам сало. Правда, на это сало нельзя смотреть без слёз. Поросёнок, наверно, был очень худой и жилистый, сало было тонкое и волосатое, да и поросёнок был, наверное, заколот в году так сорок девятом – короче, старое сало. Но и это было нам в радость. После обеда старшина нагрел воды и я впервые за десять дней хорошо помылся. Солдаты помылись в солдатской бане, а я не успел – кончилась вода.

Вечером, после совещания накрыли стол и стали ждать в гости Николаева. На стол выставили литровую бутылку спирта «Рояль», которую не только пить уже не могли, но и смотреть на неё. С трудом порезали волосатое сало, открыли и подогрели пару банок тушёнки, а через десять минут пришёл Николаев. Посмотрел на наш стол, хитро рассмеялся и достаёт такую же бутылку спирта и ставит рядом с нашей. Снова засмеялся и положил такое же сало – теперь смеялись мы все вместе, после чего дружно разместились за столом. Только успели выпить по первой стопке, как рядом с нашим расположением загудели самоходки – прибыло ожидаемое новое подразделение. Выпили по второй и когда решили посмотреть, кто прибыл, как услышали что по расположению кто-то бродит и ищет меня. Полог палатки распахнулся и к нам ввалился Юрка Хорошавин, который убыл в составе дивизиона арт. полка на 24 дня раньше в батарее Витьки Черепкова. Мы с Николаевым радостно обняли, так внезапно появившегося сослуживца. Оказывается, их дивизион под командованием подполковника Чистякова придали нашему полку для создания полковой артиллерийской группы.

Когда закончились первые бестолковые вопросы и мы бегло обменялись впечатлениями, Юра попросился жить ко мне в палатку, если есть место. Конечно, место было и вопрос разрешился сам собой, после чего тут же предложил ему разделить наш скромный стол. Хорошавин критически осмотрел стол, закуску попросил без него не начинать и умчался в темноту. Не прошло и пяти минут, как на входе в палатку послышался шум и сначала в поле нашего зрения появился большой картонный ящик, а затем солдат, который его держал в руках. Следом за ним ввалился Юрка с вещами в руках и распорядился: - Ставь, боец, ящик на кровать.

После того как солдат ушёл, Хорошавин как хороший фокусник, под радостные и восхищённые возгласы извлёк из ящика четыре бутылки коньяка «Кавказ», две палки колбасы сервелат, копчёности и много другой вкуснятины. Доставая всё это, Юрка объяснил: - Мы тут немного в Грозном повоевали, поэтому у нас есть трофеи. Так что, Борис Геннадьевич, принимай на стол. – После такого объяснения вечеринка пошла веселей. Когда мы утолили первый голод и выпили бутылку коньяка, начали расспрашивать Юрку о том, как они воевали. Но Хорошавин был СОБом, и войну как таковую он не видел. Стрелял с закрытых огневых позиций по духам, огневого контакта с ними у него ни разу не было. Но всё равно он по сравнению с нами был уже обстрелянным офицером. Особенно меня взволновал рассказ, как командиры батарей и командиры взводов управления ходили на корректировку. Я не представлял, как это ночью, особенно мне, а у меня очень долго адаптируются глаза к темноте, переться в тыл к боевикам, даже не зная точно, где они могут быть.

- Борис Геннадьевич, это здесь за хребтом ничего не видно, а там Грозный горит…, да над ним постоянно горят осветительные снаряды и мины, там светло – ничего страшного, - попробовал развеять мои страхи Хорошавин. Но я с ним не хотел соглашаться, и даже не мог предположить, что сам через четыре дня ночью по своей воле попрусь поджигать товарный состав на одной из железнодорожных станций, чтобы осветить поле перед собой.

- Слушай, Юра, как мой Колька Сыров пострадал? – Спросил подполковник Николаев, - мне рассказали, что когда 276 полк спускался с хребта к Грозному, то Сыров сидел на фаре, рядом с механиком-водителем и руководил им оттуда. «Шилка» резко затормозила, когда колонна остановилась, Сыров не удержался и свалился под гусеницы. Зенитная установка наехала и