Горячая точка - Борис Геннадьевич Цеханович

полковник, я всё понимаю, но вы, так сказать, пропали и не выходили на связь. Я очень беспокоился, не зная где вы и что случилось. Давайте на будущее договоримся, как нам в таких случаях поступать….

Дорофеев не дал развить мне дальнейшую мысль и сразу перешёл в наступление: – Это вам, товарищ майор, надо беспокоиться о своём положении. Я недоволен вашей деятельностью и как вы её ведёте и не только этим недоволен. Поэтому вам надо либо изменить своё отношение к делу, либо нам придётся расстаться с последующими оргвыводами.

Такого Дорофеева я ещё не видел и пришлось сцепить зубы, чтобы не вспылить и не наговорить дерзостей, так как за собой не чувствовал каких либо крупных проколов. Они, конечно, были, но мелочные и исправлялись по ходу деятельности.

Внутренне собравшись, я тоже стал говорить, как только образовалась пауза: – Товарищ полковник, я бы хотел услышать более конкретные обвинения – Что конкретно не выполнил? Когда не выполнил? Что не выполняю? В чём мой стиль работы неправильный? А то знаете, всё что вы сказали – общие слова, которые можно сказать про любого.

– Хотите конкретики? Хорошо. – Дорофеев взвился, – чего вы ездите и везде – направо и налево болтаете, что вы офицер ГРУ и что здесь занимаетесь разведкой? Корчите из себя значительную личность, в шпионов тут играете….

– Товарищ полковник, я же вам докладывал про бредни Николай Николаевича и никому я не хвастал и не говорил. Что я – прыщавый юноша? Кто вам такое сказал?

– Да об этом пол города говорит. Куда не приеду – все со смехом рассказывают и хихикают. На хрен мне такой помощник нужен. Я уж не говорю об употреблении спиртных напитков… Сегодня с какого хера с утра нажрались…?

Я продолжал сдерживаться, поэтому спокойно отпарировал: – Насчёт сегодняшнего. Так вы спросите у особиста, чем я сегодня с ним занимался в городе. Да, выпивал, но не просто так. Насчёт моих выпивок – так я выпиваю не больше других. И не думаю, что больше чем Буйнов, которого вы отсюда отправили. И, кстати, насчёт моих выпивок и недостатков в моей работе вы заговорили впервые. Как-то не вырисовывается мой портрет алкоголика и лентяя. И я настаиваю на конкретике, если вы уж меня обвиняете.

И тут я не удержался: – Не совсем корректно получается. Меня в пьянстве обвиняете, а сами явно не из детского садика приехали и совсем не манной кашей от вас несёт….

– Аааа…, вон как ты заговорил…, – несказанно удивился начальник, как будто он впервые услышал мой голос, – да…, не с детского садика, а со штаба полковника Ошкерелия…. И там не манную кашку ел. Да…, решал там вопросы и про тебя слушал.

– Тогда понятно, кто вас завёл. И вы, товарищ полковник, поверили ему, а не мне. Интересно получается…

– А почему это я не должен верить? Он тоже полковник и главный военный наблюдатель от Грузии….

Полковник Ошкерелия был большой скотиной. Он артиллерист и я артиллерист: на этой общей платформе можно было найти общий язык. Но когда я первый раз с ним встретился и представился, он окинул меня высокомерным взглядом. Ну, как же – он Главный военный советник от своей страны – «Великой Державы». А ты кто такой, майоришко? Сиди и знай своё место. Пришлось засунуть свою гордость с задницу и отношения надо ведь всё равно налаживать… вместе же придётся кучу задач решать… Попробовал зайти с артиллерийской стороны.

….. – Что? Командир самоходно-артиллерийского дивизиона? Всего-то…. Да я и как артиллерист ого го как высоко летал…, – примерно такой ряд мыслей можно было прочитать на его толстой и круглой роже. Коренастый, полный, многоречивый, как среднестатистический грузин, дорвавшийся до власти. Считавший себя умнее и причём намного умнее других. Меня он просто перестал замечать – Буду я ещё с каким-то майором там общаться…. Ну, не хочешь со мной общаться, ну и хрен с тобой – подумаешь птица…. Но видать, Николай Николаевич, озвучил Ошкерелии свои выводы о моей принадлежности к ГРУ и то, что я полковник. Вот как раз последнее его уязвило больше всего и теперь он стал везде мне гадить.

– Товарищ полковник, – попробовал ещё раз спокойно обсудить неприятную ситуацию, – он же нам враг, а вы ему верите. Его цели, цели Грузии – прямо противоположные нашим….

– Товарищ майор, вы тут совсем мало пробыли, чтобы вот так, безапелляционно, судить… Это я могу судить и рассуждать, Буйнов может – он тут больше вашего пробыл. А вы тут пока никто…

– Хорошо, – поняв, что из нашего разговора ничего доброго не выходит, я чуть было не вспылил и еле сдержался. Хочет он верить Ошкерелии – ради бога. Не хочет со мной работать – ну что ж… Я тоже не пацан, чтобы унижаться и доказывать, что более менее свои обязанности выполняю, – хорошо, товарищ полковник. Не устраиваю я вас – что ж, навязываться не буду. Я готов завтра выехать в Сухуми и выполнять обязанности оперативного дежурного, а вместо меня пришлют кого-нибудь из умных академиков. Мне даже любопытно – Как вы сработаетесь с этими подполковниками? Только убедительная просьба. В письменном виде изложите конкретные причины моего откомандирования в Сухуми. Чтобы я там не моргал глазами перед Командующим. Если дурак – так и конкретно напишите – в чём дурак. Если тут пил, квасил – тоже конкретно пишите – пил и из-за этого не выполнял свои обязанности…. Товарищ полковник, разрешите идти.

Дорофеев устало махнул рукой, отпуская меня и я, весь кипя от еле сдерживаемой злости, спустился в свою комнату и только тут дал волю эмоциям, удивив и одновременно развеселив могучим потоком слов и воплей своих товарищей. Сабуров сразу же засуетился и стал накрывать стол, к нему присоединился Тетенов и пока я метался из угла в угол и матерился, быстренько сварганили небольшой и ёмкий стол. На мои возмущённые вопли забрёл особист Андрей и после первой рюмки, которую даже не заметил, психованно, стал собирать свои сумки. Впрочем, собирать мне особо было нечего и уже через пару минут в полной мере присоединился к застолью, пьяно жалуясь на несостоявшуюся работу. С одной стороны даже был рад съехать отсюда и вернуться в свой номер, к спокойной службе в штабе, к морю, к воскресным посещениям рынка и беспечной жизни. Но с другой стороны было жалко. Я уже привык и к базе, и к этой холодной комнате, к ребятам и такой, как оказалось увлекательной службе….

Утром меня вызвал Дорофеев. Был он