Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг. - Фред Андерсон

за действиями и колебаниями этого безмозглого офицера, были столь необычны, что для начала нам следует избавиться от впечатления, что события в долине Огайо в 1750-х годах определялись какой-то удивительной судьбой. Ведь на самом деле присутствие французских войск и фортов в этом регионе, решимость колониального губернатора Виргинии удалить их, а также решения французского и британского правительств использовать военную силу для поддержки маневров колонистов в глубине Америки — все это стало результатом необычайно сильного совпадения некоторых самых обычных человеческих факторов: амбиций и алчности, страха и непонимания, просчетов и осечек. Как такое сочетание могло привести к резне в глубинке, представить, пожалуй, несложно. Однако как именно эта резня привела к величайшей войне восемнадцатого века, объяснить не так просто. Чтобы понять это, мы должны сначала наметить пути, по которым интересы ирокезской конфедерации, правительства Новой Франции, губернатора Виргинии и группы англо-американских земельных спекулянтов сошлись весной 1754 года в том месте, где Аллегейни соединяется с Мононгахелой, а воды Огайо начинают свой долгий спуск через сердце Америки к Миссисипи и морю.

ЧАСТЬ I

ИСТОКИ СЕМИЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ

1450–1754 гг.

Ирокезская лига, долина Огайо и стабильность баланса сил в Северной Америке XVIII века. Англо-французские войны, проникновение британских торговцев и спекулянтов в страну Огайо и зловещее сближение британской и французской империй. Джордж Вашингтон нежданно-негаданно выходит на сцену истории. Европейская политика и зарождение дипломатической революции.

ГЛАВА 1

Ирокезы и Империя

1450–1735 гг.

ВОЙНЫ МЕЖДУ Францией и Англией (или, после Акта об унии 1707 года, Великобританией) доминировали в европейской политике с 1689 по 1815 год. Первые три из них начались в Европе и были сосредоточены на династических вопросах: кто из членов королевской семьи станет курфюрстом Палатина, или королем Испании, или императором-королем (или императрицей-королевой) Австрии. Каждая из них имела свой североамериканский аналог, названный англо-американцами войнами короля Вильгельма, королевы Анны и короля Георга, соответственно, и все они были так или иначе важны для колонистов Англии и Франции. Однако для европейских государственных деятелей боевые действия в Новом Свете были так себе побочным явлением: Европа, ее баланс сил и ее монархии — вот что имело значение. Таким образом, первые три войны были типичными европейскими конфликтами XVIII века — ограниченными, кровавыми, дорогостоящими, нерешительными, которые закончились не великими завоеваниями, а взаимным истощением воюющих сторон и восстановлением баланса сил. Четвертая англо-французская война, однако, сломала эту форму. Семилетняя война велась за контроль над территорией, а не над тронами; она вызвала сейсмический сдвиг в системе европейских альянсов и балансе сил; а ее первые выстрелы прозвучали не на европейской, а на американской границе[3].

То, что величайшая из европейских войн XVIII века могла начаться в глубинке Пенсильвании, отражает растущее значение Америки в дипломатических, военных и экономических расчетах европейских правительств. То, что война распространилась из Нового Света в Старый, стало следствием маневров европейских дипломатов, которые в поисках выгоды разрушили хрупкий баланс сил, установленный Экс-ла-Шапельским договором (1748) по окончании предыдущей войны. Но то, что заставило боевые действия начаться именно там и тогда, где и когда они начались, было обусловлено специфическими для Америки обстоятельствами, которые европейские государственные деятели в лучшем случае не понимали. 1754 год ознаменовал конец затянувшегося краха полувекового стратегического баланса в восточной части Северной Америки — трехстороннего равновесия, в котором Ирокезская конфедерация занимала важнейшее положение, как географически, так и дипломатически, между французской и английской колониальными империями. На протяжении первой половины века соперничество между империями в Северной Америке оставалось безрезультатным, поскольку ирокезы сохраняли независимость действий и, следовательно, значительную степень влияния на дела в пограничных районах. Поэтому история последней англо-французской колониальной войны начинается не с Британии или Франции, и даже не с их американских колоний, а с Шести наций ирокезов, и даже с одного вождя: Танагриссона.

ПОЧЕМУ человек, родившийся катавбой, выросший сенека, выступавший в качестве представителя ирокезской конфедерации в стране Огайо, решил раскроить череп французу, который не был ни его врагом, ни врагом его народа? Чтобы разгадать эту загадку, мы должны начать далеко от места и времени поступка Танагриссона, в местности, которая однажды станет штатом Нью-Йорк, еще до появления первых европейцев на берегах Северной Америки. Ведь именно там нашли свой дом ирокезы, и именно там возникла их уникальная религиозная и культурная система, призванная положить конец междоусобным войнам, направив агрессию на другие народы во имя мира.

Великой лиге мира и власти, ритуальной и культурной ассоциации, слабо объединявшей пять первоначальных наций ирокезов — ирокезов, онейдагов, онондагов, каюгов и сенеков, — было, пожалуй, три столетия, когда Танагриссон умыл руки в мозгах мичмана Жюмонвиля. Культурные связи, возникшие в рамках Великой лиги, послужили основой для гораздо более нового политического союза, известного как Ирокезская конфедерация, который возник среди пяти народов в ответ на европейское вторжение в семнадцатом веке. Хотя ритуальные функции Великой лиги и дипломатические, политические и военные функции Конфедерации иногда пересекались, в целом они служили отдельным и взаимодополняющим целям: Великая лига — сохранению мира между странами-членами, а Конфедерация — борьбе с европейскими колонистами и индейскими обществами, не входящими в лигу[4].

Великая лига мира и власти возникла, согласно ирокезской традиции, в древний период, когда пять наций были заперты в вечной кровной вражде. Этнографы отождествляют эту мифологическую эпоху с более крупной моделью культуры аборигенов — «траурной войной», в которой семьи людей, убитых во время набегов, могут как следует оплакать своих близких, только заменив их — как духовно, так и физически — пленниками, взятыми из вражеской общины. Эти пленники могут быть либо навсегда приняты в семью убитого в качестве замены утраченного члена, либо ритуально закланы, чтобы компенсировать потерю семьи. Траурная война могла превратиться в замкнутую систему набегов, похищений, страданий, смерти и скорби. Ирокезы верили, что такие страдания были уделом пяти народов до того, как Благая Весть о мире и силе была явлена им сверхъестественным существом Деганавидой, который показал им ритуальные формы соболезнования и дарения подарков, с помощью которых они могли справиться с тяжелой утратой, не прибегая к войне. Чтобы увековечить Евангелие и ритуалы Деганавиды, а вместе с ними и мир между народами, главы всех кланов Пяти наций сформировали Большой совет под Деревом Великого мира в поселении Онондага, которое впоследствии стало символическим центром жизни ирокезов[5].

Поскольку все люди могут найти приют под Древом Великого Мира, Пять Народов считали своим долгом распространять Евангелие, объединяясь