Российско-японское противостояние на море. Дуэль флотов и разведок. 1875-1922 - Александр Геннадьевич Зорихин

ранга Канэда Хидэтаро, и, наконец, в самом конце года в Севастополе появилась группа японских водолазов во главе с капитаном 1-го ранга Танака Котаро для участия в подъёме погибшего от взрыва артиллерийских погребов линкора «Императрица Мария»[414]. При этом после начала войны в 1914–1915 гг. специальные миссии или офицеры (кроме языковых стажёров) в Россию не направлялись.

Апофеозом военно-морского сотрудничества двух стран в годы Первой мировой войны стала перевозка боевыми кораблями японского флота русского золота в Канаду в обеспечение оплаты военных поставок России: помимо уже упомянутых крейсеров «Токива» и «Титосэ» (январь 1916 г.) в этой операции участвовали крейсеры 1-го класса «Касуга» и «Ниссин» в составе 4-й эскадры (июль 1916 г.), снова «Ниссин» и линкор «Сацума» в составе 2-й эскадры (декабрь 1916 г.), линкоры «Касима» и «Катори» в составе 1-й эскадры (март 1917 г.)[415].

Естественно, что японская военно-морская разведка не могла не воспользоваться такой прекрасной возможностью для перепроверки имевшихся сведений о Сибирской военной флотилии, поэтому 30 июня 1916 г. на борт «Ниссин» поднялся сотрудник 4-го отделения МГШ капитан-лейтенант Икэнака Кэнъити, получивший задачу «вести сбор разведывательной информации по военным вопросам». После прибытия эскадры во Владивосток 3 июля и вплоть до её ухода в Майдзуру 6 июля Икэнака изучал обстановку в порту, опрашивал проживавших здесь японских колонистов и в составе группы офицеров от обоих крейсеров по приглашению командования Владивостокского арсенала осмотрел его. После возвращения в Японию командование 4-й эскадры подготовило подробную разведывательную сводку об обстановке во Владивостокском порту, охарактеризовав организацию хранения там военного снаряжения, объёмы поставок торговых вагонов и локомотивов из США, стоянку на рейде вспомогательного крейсера «Орёл», канонерской лодки «Манджур», 6 эсминцев (ещё 2 были обнаружены за пределами гавани), российских и иностранных торговых судов, убытие на докование в Гонконг для последующего перехода в Средиземное море линкора «Чесма» и бронепалубного крейсера 1-го ранга «Варяг», а также отправку по железной дороге в разобранном виде в европейскую часть всех субмарин Сибирской военной флотилии[416].

Углубление российско-японских отношений и участие Японии на стороне Антанты в Первой мировой войне вкупе с нехваткой финансовых средств стали поводом для пересмотра планов развития императорских ВМФ. 10 июля 1914 г. военно-морской министр вице-адмирал Ясиро Рокуро обратился к правительству с предложением временно изменить заложенный в «Курсе национальной обороны империи» (1907) стандарт боевого состава флота с «8 линкоров – 8 линейных крейсеров» на «8 линкоров – 4 линейных крейсера», запросив спустя три месяца средства на завершение достройки уже спланированных 3 линкоров («Ямасиро», «Хюга», «Исэ»), а также на постройку 8 новых эсминцев и 2 ПЛ. В мае 1915 г. парламент утвердил необходимые для этого бюджетные ассигнования, и в 1916–1918 гг. данные корабли вошли в состав японского флота.

Однако основным потенциальным противником Японии на море оставались Соединённые Штаты, которые находились в сфере постоянного внимания военно-морской разведки империи. Поэтому, хотя в мае 1916 г. новый военно-морской министр Японии адмирал Като Томосабуро заручился согласием парламента на дополнительное выделение средств для флота на 1917–1920 гг. на постройку линкора «Нагато», лёгких крейсеров «Тацута», «Тэнрю», эсминца «Таникадзэ» и 3 ПЛ, а также на развёртывание в Йокосука 3 отрядов морской авиации, после принятия американским Конгрессом в августе того же года программы строительства 10 42 000-тонных линкоров и 6 линейных крейсеров к 1923 г., по инициативе командования императорских ВМФ правительство рассмотрело, а законодательный орган утвердил в июле 1917 г. постройку ещё 3 линкоров («Муцу», «Кага», «Тоса»), 2 линейных («Акаги», «Амаги»), 9 лёгких крейсеров, 27 эсминцев, 18 субмарин и 3 вспомогательных судов также к 1923 г.[417]

Тем самым японский флот получил возможность не только довести свой боевой состав до принятого в 1914 г. стандарта «8 линкоров – 4 линейных крейсера», но и расширить его до рамок «8 линкоров – 6 линейных крейсеров», а после ассигнования в марте 1918 г. средств на постройку ещё 2 линейных крейсеров («Амаги», «Такао») вернуться к заложенному в «Курсе национальной обороны империи» (1907) стандарту «8 линкоров – 8 линейных крейсеров».

Таким образом, после завершения Русско-японской войны высшее руководство Японии приняло в 1907 г. «Курс национальной обороны империи», определивший перечень её потенциальных противников, возможные сценарии ведения боевых действий против них и необходимый для этого боевой состав Вооружённых сил мирного и военного времени. Хотя Россия была отнесена к числу главных противников, на чём настаивала армия, флот полагал, что основная угроза империи исходит от США.

Благодаря быстрой нормализации российско-японских отношений в 1906–1907 гг. военно-морская разведка Японии восстановила свои оперативные позиции в нашей стране и вернулась к той организации разведывательной деятельности, которая существовала перед войной: в европейской части России сбором информации занимались военно-морской атташе и языковые стажёры в Санкт-Петербурге, японское вице-консульство в Одессе, офицеры-резиденты в странах Западной Европы; на Дальнем Востоке – внештатный резидент из числа младших секретарей коммерческого агентства (консульства) во Владивостоке, вновь образованное консульство в Николаевске-на-Амуре, команды грузо-пассажирских судов, посещавших порты Приморья. Большой объём сведений японские разведчики черпали из русской прессы. При этом радиоразведка в японском флоте должного развития в межвоенный период не получила.

Несмотря на централизацию и масштабирование деятельности контрразведывательных органов Российской империи в 1906–1914 гг., 4-е отделение МГШ не испытывало больших затруднений с получением достоверной информации о царском флоте, поэтому достаточно хорошо знало не только его боевой состав, но и содержание кораблестроительных планов. В результате Морской Генеральный штаб Японии пришёл к выводу, что основные усилия правительства Николая II были направлены на модернизацию Черноморского и Балтийского флотов, а восстановление и расширение Сибирской военной флотилии не планировалось, что означало отсутствие в долгосрочной перспективе угрозы национальным интересам империи в зоне Тихого океана.

Информация разведывательных органов, заключение в 1907 и 1910 гг. секретных соглашений с Россией о разделении сфер влияния в Маньчжурии, Корее и Китае, а также наличие в 1905–1921 гг. военного и военно-морского союзов с Великобританией позволили Японии включиться с 1911 г. в так называемую «дредноутную гонку». Несмотря на финансовые затруднения, командование ВМФ Японии сумело добиться от правительства и парламента выделения денежных средств на строительство к 1923 г. флота сначала по стандарту «8–4», потом «8–6» и, в конечном счёте, «8–8», определённом «Курсом национальной обороны империи». Реализация этой крупномасштабной кораблестроительной программы обусловливалась стремлением не отстать от развития линейного флота США, который вместе с британским стал с 1906 г. главным объектом разведывательных устремлений японских ВМС.

С началом Первой мировой войны российско-японские отношения достигли своего апогея с заключением в июле 1916 г. союзного договора и активными поставками в 1914–1918 гг. из Японии вооружения, боеприпасов и снаряжения для царских Вооружённых сил, поэтому военно-морская разведка империи